Эстетика однополой любви в древней Греции
Шрифт:
(9, 1) Из Этрурии эта зараза проникла в Рим. Поначалу огромный Город, довольно терпимый к таким порокам, скрывал ее до тех пор, пока наконец консул Постумий не узнал о ней при следующих обстоятельствах…
(10, 5) [ с.325] … Гиспала рассказала [ Эбутию], что, будучи еще рабыней, она, сопровождая свою госпожу, побывала в этом святилище Вакха, а потом, получив свободу, больше ни разу туда не ходила. (6) Она знает, что это – рассадник всяческого разврата. Известно, что вот уже два года, как в тамошние таинства никто старше двадцати лет посвящен не был. (7) Как только туда вводят посвящаемого, его, словно жертвенное животное, передают жрецам, а те отводят его в помещение, где отовсюду звучат вопли и завывания, пенье и музыка, кимвалы и тимпаны, чтобы заглушить вопли насилуемого. …
(13, 8) [ с.327] …Гиспала начала свой рассказ [ консулу Постумию] о происхождении этих таинств. Сначала это святилище было женским, и ни одного мужчины туда не допускали. В году было три установленных дня, когда совершалось посвящение в таинство, и делалось это днем, а жрицами выбирали по очереди почтенных замужних женщин. (9) Но когда жрицей стала Пакулла Анния из Кампании, она, действуя якобы по внушению богов, совершенно изменила заведенный порядок: впервые она допустила к обрядам мужчин, а именно своих сыновей Миния и Геренния Церриниев; сами обряды перенесла на ночное время, и вместо трех дней в году для посвящения новичков установила по пять дней в каждом месяце. (10) Участие в обрядах и мужчин и женщин, да еще под покровом ночи, с неизбежностью повлекло за собою распутство, и все гнусности, какие только можно представить. Мужчины там больше занимались друг другом, чем женщинами, (11) а тех, кто уклоняется от мерзких объятий или идет на них неохотно, таких убивают как жертвенных животных. Терпимость к любым преступлениям и кощунствам у них считается верхом благочестия. …
(15, 8) [ с.329] [ Речь консула Постумия к народу] … (8) Что касается числа их участников, то оно измеряется уже многими тысячами, но чтобы вас не слишком пугать, поясню, кто эти люди. (9) Большую часть их составляют женщины, с которых, собственно, и началось это зло. Затем – уподобившиеся им мужчины, растленные и растлители, исступленные, обезумевшие от ночных оргий и попоек, грохота барабанов и собственных воплей. … (13) Если бы вы знали, в каком возрасте юношей приобщают к этим нечестивым таинствам, то вы бы не только пожалели их, но вам было б и стыдно за них. Неужели, квириты, вы полагаете, что, дав такую клятву, юноши могут служить в вашем войске? (14) Им ли, прошедшим школу разврата, вы захотите доверить оружие? Неужели, покрытые позором и бесчестием, они будут отстаивать на поле брани честь ваших жен и детей? …
(18, 3) [ с.331] Тех участников вакханалий, которые успели только принять посвящения в таинства и повторить вслед за жрецом клятву о готовности к злодеяниям и разврату, но не успели ни одного преступления совершить – таких консулы заключали под стражу; (4) а тех, кто обесчестил себя развратом и убийствами, запятнал лжесвидетельством, подделкой печатей, подлогом завещаний и другими мошенничествами, карали смертью. (5) Казнено было больше, чем брошено в оковы, причем тех и других оказалось великое множество». (Ливий XXXIX 8-18, пер. Э.Г.Юнца [Ливий 1989-93, т.3, с.324-331])
Полибий о римлянах
(№ 2102). «(37, 9) Наказанию палками подвергается также тот, кто утащит что-либо из лагеря, даст ложное показание, а равно молодой человек, провинившийся в мужеложстве, наконец всякий, кто трижды был наказан за одну и ту же вину. Таковы деяния, наказуемые у римлян как преступления. … [ Полибий перечисляет и другие тяжкие воинские преступл е ния] (37, 2) Наказание это [палками] производится приблизительно так: трибун берет палку и ею как бы только касается осужденного; вслед за сим все легионеры бьют его палками и камнями. (3) Наказуемых забивают большею частью до смерти тут же, в самом лагере, а если кто-нибудь и выходит еще живым, то не на радость себе. (4) Да и какая ему радость, если возврат на родину ему не дозволен, и никто из родственников не осмелится принять такого человека к себе в дом. Поэтому раз постигло кого подобное несчастие, он погиб бесповоротно» (Полибий VI 37, 1-4, 9 [Полибий 1994-95, т.2, с.27-28])
(№ 2103). «[ 166 г.] (11, 1) Во все последующее время Сципион и Полибий непрерывно упражняли свои взаимные чувства на деле, благодаря чему они развились в столь нежную дружбу, как будто между ними существовали отношения отца к сыну и кровные узы. (2) Влечение и любовь к прекрасному проявились в Сципионе прежде всего в том, что он стремился стяжать себе славу человека воздержанного и превзойти в этом отношении своих сверстников. (3) Достигнуть такой цели, столь возвышенной самой по себе и трудной, было легко в тогдашнем Риме при господствовавшем в народе упадке нравов. (4) Молодые люди отдавались со страстью любовникам или любовницам, другие увлекались представлениями, пьянством и расточительностью, в Персеевой войне быстро переняв от эллинов эту слабость. (5) Сладострастие до такой степени обуяло молодежь, что многие за любовника платили талант. … (8) Как бы то ни было, Сципион усвоил себе противоположные правила поведения, и в борьбе со всякими страстями воспитал из себя человека последовательного, во всем себе верного, и оттого в какие-нибудь пять лет стал известен в народе своею благопристойностью и самообладанием» (Полибий XXXII 11 [Полибий 1994-95, т.3, с.98])
Катон Старший
(№ 2104). «[ 164 г.] …Как рассказывает Полибий в тридцать первой книге своей истории, известный Катон с негодованием, открыто поносил тех из граждан, которые вводили в Рим иноземную роскошь, триста драхм платили за бочонок сельдей из Понта, а за красивых мальчиков давали больше стоимости полевого участка.
…Распущенность и жажда необычайного, проникшие в среду юношества, доходили до того, что многие платили за любовника талант, а другие покупали бочонок сельдей за триста драхм. По этому поводу Марк [Порций Катон] в народном собрании с негодованием говорил, что об упадке нашего государства ярче всего свидетельствует то, что красивой наружности раба покупают дороже, чем полевой участок, а за бочонок сельдей платят больше, чем за пару быков» (Полибий XXXI 24 [Полибий 1994-95, т.3, с.85])
(№ 2105). «А ведь древний Катон, как пишет Полибий [ XXXI 24] … сердился и кричал, что в Рим вводят чужеземную роскошь, что за горшок солёной рыбы с Понта платят 300 драхм, что красивые мальчики стоят больше, чем поместья» (Афиней VI 275а [Афиней 2003-, т.1, с.342])
(№ 2106). «…ни разу не приобрел он [ Катон] раба дороже, чем за тысячу пятьсот денариев, потому что, как он говорит, ему нужны были не изнеженные красавчики, а люди работящие и крепкие – конюхи и волопасы» (Плутарх. Марк Катон 4, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.385])
(№ 2107). «Развратному старику он [ Катон] сказал: «Послушай, в старости и так много уродливого, зачем же ты еще сильнее уродуешь ее своей гнусностью?» (Плутарх. Марк Катон 9, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.388])
(№ 2108). «(фр.212) Они считали, что несправедливо применять насилие к свободному телу того, кто пользовался дурной славой и репутацией, но не зарабатывал открыто своим телом и не продавался своднику.
(№ 2109). (фр.213) Там он был вместо девки: поднимался и с пира уходил в спальню, и некоторые из них часто вели себя в том же роде» (Катон, фр.212-213. Речь 63. О делах Флоры [Трухина 1986, с.181])
(№ 2110). «Если ты застанешь свою жену в прелюбодеянии, то можешь убить ее без суда, а она тебя, если ты развратничал с женщинами или мужчинами, не может тронуть и пальцем: нет у нее права» (Катон, фр.222. Речь 69. О приданом [Трухина 1986, с.182])
Дело Фламинина
(№ 2111). «(Кн.39, гл.42, 5) Цензоры Марк Порций и Луций Валерий пересмотрели состав сената, чего многие ждали с немалым опасением, и исключили семерых, в том числе знатного и уважаемого консуляра Луция Квинкция Фламинина. (6) Старинный обычай требовал от цензоров при имени лица, исключенного из сената, письменно указать причину исключения. Сохранилось несколько суровых речей Катона против тех, кого он удалил из сената или исключил из сословия всадников, (7) но самая резкая из них адресована Луцию Квинкцию. Если бы такую речь Катон произнес как обвинитель еще до исключения, а не после, как цензор, то сохранить Луцию место в сенате не смог бы, будучи цензором, даже брат его Тит Квинкций.