Эстетика однополой любви в древней Греции
Шрифт:
Безбородого мальчика-подростка
И любезную мальчику девчонку, -
Дай мне все это, Руф, хотя б в Бутунтах,
И бери себе термы ты Нерона»
(№ 2495). (Марциал II 48 [Марциал 1994, с.67-68])
«Нежных дыхание уст кусающей яблоко девы
Благоуханный шафран из корикийских садов,
Чем виноградник седой, едва распустившийся, пахнет,
Запах от свежей травы, что ощипала овца,
Иль что от мирта идет, от арабских пряностей,
Дым от огня, если в нем ладан восточный горит,
Дух, что идет от земли, орошенной дождиком летним,
И от венка на кудрях смоченных нардом волос –
Все в поцелуях твоих, Диадумен, мальчик жестокий.
Что ж было б, если бы ты поцеловал от души?»
(№ 2496). (Марциал III 65 [Марциал 1994, с.93])
«Коль поцелуев лишь тех я желаю, что с боя добыты,
И раздраженье твое больше всего я люблю, -
Вот потому-то и бью тебя, Диадумен, я часто
И добиваюсь: тебе я уж ни страшен, ни мил»
(№ 2497). (Марциал V 46 [Марциал 1994, с.139])
«Жажду твоих поцелуев взасос, Диадумен! «А скольких?»
Ты заставляешь меня счесть Океана валы,
Раковин россыпи счесть по всему Эгейскому морю
И над Кекропа холмом реющих пчел сосчитать,
Рукоплескания все и крики в полном театре,
Если внезапно народ Цезаря лик увидал.
Сколько Катулл умолил дать Лесбию, я не желаю:
Жаждет немногого тот, кто в состоянье считать»
(№ 2498). (Марциал VI 34 [Марциал 1994, с.158])
«В том, что вчера мне дарил, почему отказал ты сегодня,
Мальчик мой Гилл, и суров, кротость отбросив, ты стал?
Бороду, волосы ты в оправданье приводишь и годы:
О, что за долгая ночь сделала старым тебя?
Что издеваться? Вчера ты был мальчиком, Гилл, а сегодня,
Мне объясни, отчего сделался мужем ты вдруг?»
(№ 2499). (Марциал IV 7 [Марциал 1994, с.104])
«Если бы мальчика кто когда-нибудь мог мне доставить,
Слушай, какого бы я, Флакк, попросил бы тогда:
Должен, во-первых, он быть с побережья нильского родом, -
Больших проказ ни одна не порождает страна;
Снега белее он будет пускай: в Мареотиде смуглой
Редок оттенок такой, а потому и красив;
Ярче, чем звезды, глаза должны быть, а волосы мягко
Падать к плечам: завитых, Флакк, не люблю я волос;
Низким должен быть лоб, а нос – с небольшою горбинкой,
Пестумской розы алей быть его губы должны.
Пусть принуждает, когда не хочу, а хочу – не захочет,
Пусть постоянно вольней будет, чем сам господин.
Мальчиков пусть он бежит и девочек прочь отгоняет:
Взрослым
«Я понимаю, меня не надуть; и, по-моему, прав ты:
В точности, - скажешь ты мне, - наш Амазоник таков»
(№ 2500). (Марциал IV 42 [Марциал 1994, с.113])
«Гонишься ты, я бегу; ты бежишь, я гонюсь за тобою,
Диндим; не хочешь, хочу; хочешь ты, я не хочу»
(№ 2501). (Марциал V 83 [Марциал 1994, с.148])
«Так еще нежен пушок на щеках твоих, так еще мягок,
Что его может стереть ветер, и солнце, и вздох.
Точно такой же пушок и плод айвы покрывает,
Что начинает блестеть, девичьей тронут рукой.
Каждый раз, как тебя я раз пять поцелую покрепче,
Я бородатым от губ, Диндим, твоих становлюсь»
(№ 2502). (Марциал X 42 [Марциал 1994, с.267])
«Так как теперь уже Рим замирил одрисских Медведиц
И не разносятся там звуки свирепой трубы,
Книжечку эту, Фавстин, ты сможешь послать Марцеллину:
Есть у него для моих книжек и шуток досуг.
Если ж не знаешь, какой отправить подарочек другу,
Мальчику ты поручи эти стихи отнести;
Но не такому, что пил молоко от гетской коровы
И по замерзшей земле обруч сарматский катал.
Из Митилены он быть румяным юношей должен
Или лаконцем, какой розги еще не знавал.
Ты же получишь взамен раба с покоренного Истра,
Что тибуртинских овец может пасти у тебя»
(№ 2503). (Марциал VII 80 [Марциал 1994, с.194])
«Ежели дедовский век современности так уступает
И при владыке своем так разрастается Рим,
Ты удивлен, что ни в ком нет искры священной Марона
И не способен никто мощно о войнах трубить.
Будь Меценаты у нас, появились бы, Флакк, и Мароны:
Ты б и на поле своем встретить Вергилия мог.
Землю свою потеряв по соседству с несчастной Кремоной,
Плакал и тяжко скорбел Титир по овцам своим;
Но рассмеялся тогда этрусский всадник и, бедность
Злую прогнав, обратил в быстрое бегство ее.
«Обогащу я тебя, и да будешь главою поэтов,
И полюбить, - он сказал, - можешь Алексия ты».
Этот красавец служил за столом своему господину,
Темный вливая фалерн мраморно-белой рукой.
Кубки отведывал он губами, что розы, какими
Даже Юпитера мог он привести бы в восторг.
Ошеломленный, забыл о толстой поэт Галатее
И загорелой в полях о Фестилиде своей.
Тотчас «Италию» стал воспевать он и «Брани и мужа»,