Эта страшная и смешная игра Red Spetznaz
Шрифт:
Если не дул сильный ветер с залива, то их компания выбирала для совместного обеда одну из летних верандочек.
Для создания «колорита» к стенам ресторана кем-то старательным была натаскана куча всякой интересной всячины. На берегу в живописном беспорядке валялись железные плуги, колёса от телег, вилы, труба от паровоза, огромные старые сапоги, часть кованой могильной решётки.…
Под роскошной плакучей ивой, на белёном мелом кирпичном постаменте стоял бюст какого-то великого человека.
– Это
– Чехов!
Лениво допивая вино, они состязались в остроумии и, отчасти, в качестве своей зрительной памяти.
Человек на постаменте был явно из школьных учебников.
– Бросьте вы, это же Павлов! Иван Павлов, известный всем физиолог.
На травке, под белыми кирпичами спорного бюста лениво зевала откормленная среднеазиатская овчарка.
Кто-то подозвал женщину, которая ловко приносила им из кухни на берег закуски, и поинтересовался.
– Извините, а это кто?
Расстроенная наверняка чем-то личным официантка невнимательно отмахнулась от праздных посетителей.
– Та это наш хозяин, на вечернюю рыбалку сюда после обеда приехал…
Действительно, в глубине сада, за изваянием, какой-то живой мужчина возился с лодочным мотором.
Как же они тогда хохотали!
Бедная женщина была готова обидеться, особенно после того, как чрезвычайно сильно покраснела. Её быстро успокоили и отблагодарили.
– Всё правильно! На постаменте – хозяин! Сам Павлов! А под ним – сторожевая хозяйская собака. Собака Павлова!
Так и пошло – ресторан «Собака Павлова».
Характер у Инги имелся уже и в те времена.
Со своими шумными посетителями она разобралась быстро и вернулась к Глебу в тихую комнатку с тарелкой крупного крыжовника в руках.
– Ну-у, ещё и это! Спасибо. Уже давно никто так чудесно для меня не готовил.
– Ты же ведь и ни не поел ничего толком-то! Всё в спешке…
– Я выгодный – ем мало.
– Зато, небось, устрицы да жульены в своих странствиях предпочитаешь?
– Три корочки хлеба на ужин, смоченные в стакане старого доброго фламандского вина, меня устраивают вполне.
Лукавое смирение капитана Глеба развеселило Ингу.
– Вот ведь трепач-то!
– Правда, истинная правда! Клянусь своим неизбывным аппетитом! Ну, конечно, бывало, когда в сложные и необходимые моменты свершения трудовых морских подвигов коллеги-матросы сравнивали меня с соловецкой чайкой, но это от зависти и горя, что сами они не могли так обильно кушать в качку и при сильном крене.
Посмотрев сквозь прозрачную ягоду на картины, на цветы и на обширный абажур, Глеб улыбнулся женщине.
– Очень здорово у тебя здесь. Стало ещё уютней. Ты со всем одна до сих пор справляешься?
– Одна. – Инга
Тяжёлые желваки заходили по скулам, но совсем не от хрусткого крыжовника. Приподняв вверх голову, Глеб снова ясно и васильково улыбнулся ей.
– Как же, помню. Ты ведь так мечтала об этом фартучке, а я, сволочь такая гадкая, не захотел помочь тебе приблизиться к заветному.
Рука Инги остановилась. Она молчала.
– В то время ты абсолютно справедливо хотела иметь хорошую зарплату, милых семейных гостей, возможность удивлять их приятными рецептами вкусных салатов и прочее. Для такой счастливой и спокойной жизни тебе нужна была не сумасшедшая карьера, не приключения, а просто удачное расположение к твоей персоне начальства и ещё кто-то надёжный рядом…
Может быть, Инга даже уже плакала.
Глеб Никитин говорил негромко, не поднимая взгляда от плавного каминного огня.
– Ты обижалась, что я, такой легкомысленный, никак не хотел понимать тогда очевидных вещей и твоих предельно ясных намёков. Подруги шептали тебе, что я совсем неглуп и всё в твоём поведении для меня понятно. И это было для тебя вдвойне обидней….
Вспоминать другие подробности Глеб не стал.
Те счастливые времена закончились как-то внезапно.
Подчинившись новым веяниям и обстоятельствам, люди из их конторы постепенно и поочерёдно отыскали себе тёплые рабочие места и тихо, без лишнего шума, разошлись по сторонам.
От прежних знакомых он случайно узнал, что Инга все деньги, которые причитались ей в Фонде за серьёзные труды и личную преданность, вложила в покупку «Собаки». Её мечты – передничек с оборками и абажур в тихой комнате – сбылись.
В тот год капитан Глеб Никитин надолго уехал из этого города.
Они молчали. Неловкость дальнейших объяснений мешала им обоим говорить хорошие слова.
Инга пошевелила пальцами в кармашке передника, нашла, очевидно, платочек и вздохнула.
Уверенно поднявшись из глубины тёплого кресла, Глеб с улыбкой взял её за плечи.
– Садись сюда теперь ты.
Глаза в глаза. Он не извинялся и не был жесток.
– Последний раз я тебя видел года два назад, в городе, третьего октября. Тебя вёз в машине бородатый тип, кажется, ты плакала тогда тоже, да?
– Не помню. Бородатый? Не-ет…
Она всхлипнула.
– И я тебя видела как-то. В такси, с какой-то женщиной.
Серьёзно и даже очень Глеб ответил.
– Ошибка. Уверяю тебя – ты ошиблась. Я в такси с «какими-то» женщинами не езжу.