Эта свирепая Ева (сборник)
Шрифт:
Фузиль решает сбросить третий зонд. Новый цикл цирковых трюков. Но тут происходит неприятная история: зонд запутывается в пропеллере крайнего правого мотора, машина выходит из строя. Приходится выключить соответствующий мотор, на левом крыле.
В это время что-то начинает щелкать по иллюминатору по правую руку от Фузиля. Он легко догадывается о причине: это вылетают заклепки из обшивки правого крыла. Они как бы превращаются в пули, грозящие пробить иллюминатор и разгерметизировать самолет. К счастью, сверхпрочное, четырехслойное стекло выдерживает. Пока выдерживает.
В моменты перегрузки концы крыльев начинают изгибаться. Между самолетом и тайфуном происходит напряженная борьба, в содрогание воздушного корабля врывается серия частых глухих ударов, в них заключено все, что может дать соединение стремительности и неистовой силы. Может быть, самолет не переламывается только потому, что у него не хватает времени согнуться в одну сторону, до того как его перегибает в другую.
Ясно одно — это начало конца. Каждый задает себе вопрос: до каких же пор можно выдерживать такое внутреннее напряжение? Кто первый сдастся? Самолет или тайфун?
Ева Cap бледна, но ни одного звука жалобы не раздается из ее уст. Она крепко вцепилась в штурвал и твердит про себя, как молитву, как заклинание: «Сестра моя Ева! Будь милостива!» Может быть, где-то в глубинах подсознания возникает это заклинание, как отголосок, как память о таинственной первобытной магии ее далеких предков.
«Сестра моя, Ева, мы с тобой дети одной природы, не губи же меня и моих храбрых товарищей…»
Правое крыло самолета отваливается вместе с моторами. «Летающая крепость», кувыркаясь, начинает падение в бушующий океан с высоты трех тысяч метров. Катапультироваться бесполезно: та же верная гибель.
«Сестра моя Ева…»
Из дневника Андрея Апухтина
Остров Равенуи. 25 августа.
Самолет не вернулся. И нет никакой надежды, что экипаж уцелел. Однако данные, поступившие с «метеобоинга», позволяют установить точные координаты и путь движения «Евы». Завтра «Академик» выходит в океан на свидание с этой свирепой дамой.
Она не только свирепа, но и капризна. И тут она выкинула коленце: по сведениям «ОКО», она внезапно оказалась вовсе не там, где ей полагалось быть по прогнозам. «Тайфун — великий выдумщик, — говорил мне капитан Лех. — Порой он движется в направлении, прямо противоположном тому, которое предписывают ему все до сих пор открытые законы. Он сам пишет себе законы и уставы…»
Готовимся к выходу в океан. Из всего научного состава Кудояров отобрал для участия в эксперименте всего пятьдесят человек плюс шесть гостей: французы — знаменитый тайфунолог Марсель Депре и виднейший метеоролог Поль Гранбуа, немцы, из Германской Демократической Республики — профессор Курт Штоль (физика моря) и доктор Отто Линдеман (физика атмосферы), поляк Томаш Хыхла, океанолог, и чех Ян Роубал, магнитолог.
Усиленно добивается включения в состав участников эксперимента наш скряга Киперфлак, этот, по выражению капитана Леха, «пустяковый человек». Что же двигало его на участие в этом небезопасном предприятии? Я случайно узнал эту тайну. При всей его трусости у него был тонкий расчет: ну, как-нибудь перетерплю, а ведь в случае успеха обязательно будет награждение. И страстное желание увидеть на своей груди орденок превозмогло все. Об этом мне, с насмешливой улыбкой, поведала Маша Находкина, она же «рококо». Но Евгений Максимович, естественно, категорически отказал.
Мне он сказал только: «Ну, как корреспондент и летописец похода, пойдем на «Еву»?»
И услышав ответ, в котором не сомневался, сказал только «лады!».
Глава XVIII. ГЛАЗ ДРАКОНА
И придет день, когда молнии
и вихри покорно лягут к ногам
человека, и демоны моря, как
послушные псы, будут лизать ему руки.
Восход солнца в это раннее утро был необычайный, ослепительно ярок. Все оттенки алого и красного с золотом на фоне голубого неба представляли незабываемую картину.
Апухтин и капитан Лех стояли на берегу, и журналист не мог сдержать восхищенного восклицания:
— Здорово! Первый раз в жизни вижу такую красоту! Ведь сказочно красиво, правда, Лех Казимирович?
Капитан Лех слегка покряхтел и многозначительно сказал:
— Дайте срок, Андрей Сергеевич, будет еще красивее…
Апухтин не разгадал зловещего смысла, таившегося в этой фразе: небесная феерия была верным предвестником приближения урагана.
Потом взгляды их обратились к «Академику», стоящему в бухте. Его было не узнать: двое суток на борту корабля кипела напряженная работа, к которой привлекли весь экипаж, научный персонал и свободных от службы авиатехников берега. По последним данным с «ОКО», «Ева» сделала новый пируэт и шла теперь в направлении острова Пасхи. Затем на ее пути лежал остров Равенуи, следовательно, тайфун был уже близко. За двое суток штурманскую рубку разобрали и на месте ее появился стальной обтекаемый бункер, в котором сосредоточили приборы управления автоматическим капитаном, рулем, связь с антеннами и, как заметил Апухтин, там была еще панель неизвестного ему назначения. Это было устройство для дистанционного управления «Перехватчиком ураганов». Так выглядел КП корабля.
С верхней палубы было убрано все, что могло послужить пищей для ярости ветра и волн: «Академик» был «тайфунным кораблем», построенным по особому проекту. Мачты с укрепленными на них приборами ушли в специальные шахты в глубине корабля. Огромные шары, в которых были заключены параболические антенны, до половины притоплены в выемки верхней палубы, отчего профиль «Академика» приобрел очертания трехгорбого верблюда. Шлюпбалки были сняты и уложены в специальные гнезда, а шлюпки убраны в предназначенные для них камеры (Кудояров сказал, что спасательные средства, кроме индивидуальных, не понадобятся до конца рейса, так как в тайфуне с мощностью «Евы» все равно будут бесполезны). Бьющееся оснащение лабораторий было тщательно упаковано, а наиболее ценный и хрупкий научный инвентарь, который не понадобится в генеральном эксперименте, свезен на берег.
Внутренние помещения судна были наглухо закупорены. Но оригинальная система вентиляции (кстати сказать, позволившая отказаться от палубных грибков-вентиляторов) снабжала воздухом население «Академика», а телефон обеспечивал надежную связь КП с любым уголком корабля.
Во время рейса в тайфуне категорически запрещалось кому бы то ни было показываться на палубе.
«Академик» полным ходом шел в лоб урагану. Феерия восхода солнца уже окончилась, на небе было чисто, и только небольшие перистые облачка, легкие, как акварельные мазки, кое-где затмевали его безмятежное чело. Но это была обманчивая безмятежность…