Эти настоящие парни
Шрифт:
На фронте я стал коммунистом. Там же, на фронте, во время короткой передислокации, я встретил девушку, ставшую впоследствии моей женой. И вот уже почти сорок лет мы вместе…
Почему то, что происходит с нами сегодня, память стремится обобщить, размывая границы времени и событий? А вот ТО остается словно высеченным из камня? Но ведь прошло почти сорок лет. Сорок! Жизнь целого поколения. Все помнится необычайно остро. По месяцам, неделям, иногда по часам.
Все, что случилось с каждым из нас и всеми нами после 22 июня 41-го, спустя годы оденется в особый гранит. И ничто: ни время, ни неизбежная смена поколений, – ничто не в состоянии будет разрушить монолит нашей памяти. Потому что прежде чем стать ею,
Память, одетая в камень. Так называют скульптуру. Моя память – обелиск из этого камня.
Все помнится. Даты. Названия населенных пунктов, номера воинских соединений, малых и больших высот, взятых или оставленных нами. Имена, фамилии…
…Для сегодняшних восемнадцатилетних война не просто прошлое. Она почти легенда. Что ж, вполне естественно. Но ведь дело в том, что и для тех, кто ее пережил, путь к воспоминаниям тоже непрост. Сами воспоминания не тускнеют. Но дорога к ним сквозь все нарастающую толщу лет, через очень изменившийся мир по-своему сложна. Отбирается не просто факт. Отбирается то, что может оказаться наиболее ценным, особенно полезным для тех, в чьем представлении война – «преданье старины глубокой».
Почему обо всем этом я говорю здесь, в этих записках, в основном посвященных спорту? Потому что спорт – мир, в котором я живу, – это в основном молодежь. И еще потому, что жизнь автора этих записок соединила в органически целое два понятия: «армия» и «спорт», приведя его тридцать лет назад в качестве спортивного врача под своды Центрального спортивного клуба армии.
ПРЕДДВЕРИЕ ТАЙМА
От моего дома за Северными трибунами стадиона «Динамо» до Дворца спорта ЦСКА минут двадцать хорошего «рабочего» хода. Транспортом не пользуюсь. Предпочитаю ходить пешком. Надежнее. Утренняя тонизирующая прогулка перед нелегким рабочим днем давно вошла в привычку. Как вошла в привычку ежедневная 10-километровая пробежка. В шесть часов подъем – и «бегом от инфаркта».
Навстречу мне – толпа парней. Джинсы, гитары – все, как положено. Ребят сопровождают друзья. Меньше взрослых. Больше девушек. Гитары, переброшенные через плечо рюкзаки, спортивные сумки с надписью «Адидас» и «Олимпиада-80». Сами парни и девушки, да и взрослые, сопровождающие ребят, бледны после бессонной ночи.
Всматриваюсь в лица парней. В них разное. Нарочитая лихость, плохо скрываемое волнение, сосредоточенность, у иных – растерянность. В ожидании автобусов сбиваются в кучки. Так теплее. Теснее.
Бренчит охрипшая за ночь гитара. Но если прислушаться к звукам и нестройно звучащим голосам, почувствуешь, что из песни что-то успело уйти. Наверное, беззаботность. Бездумность…
Все правильно. Все естественно. Призыв есть призыв. Армия есть армия. Но эти восемнадцатилетние парни еще не отделены от того, что составляло их жизнь все эти восемнадцать лет. Слишком резок рубеж. Слишком крут поворот. Что там, за поворотом, знают понаслышке. Многое пугает. Поэтому бодро скандируют: «Только две зимы, только две весны отслужу как надо и вернусь…»
Женщина вытирает платком глаза. Вторая успокаивает ее:
– Было б из-за чего расстраиваться. Не на двадцать пять лет ведь берут.
Вздох:
– Да разве я об этом? Может, хоть там из моего шалопая что-нибудь сделают?
Да, придется расстаться не только с длинными волосами. С некоторыми привычками тоже. Это верно. А что делать, если слово «армия» лишь по досадному недоразумению женского рода, а все в нем от рода мужского. По своим задачам, по своим целям. По
Конечно, сложно, конечно, трудно. И будет фляга воды на целый день, и марш-бросок в жару, и тревоги по ночам, и кроссы по пересеченной, и занятия в классах, и стрельбы, и маневры… Но не надо забывать и другое. Качества, необходимые солдату, вырабатываются и формируются также и в процессе самой службы в армии. «Армейская школа» – выражение отнюдь не фигуральное. И вовсе не однозначное, если понимать его не только с точки зрения предъявляемых требований, но и как институт формирования силы, характера и воли.
Вот о чем подумалось по дороге на работу.
Сборный пункт призывников на стадионе «Динамо»… А в этом ведь тоже одна из примет быстротечности времени. По крайней мере для меня…
…Иду в ЦСКА под впечатлением встречи с призывниками. Отрезок от моего дома и дальше мимо стадиона «Динамо» к Дворцу ЦСКА – дистанция, вобравшая в себя жизнь. Отрезок пути, туго перевязавший морским узлом две моих ипостаси: армию и спорт. Все на одной прямой. Все рядом. Конечно, элемент случайности: мог жить где-то в другом районе. Но что такое случайность, если не пересечение двух цепей, каждая из которых состоит из причин и следствий?
Случайность… В Венгрии уже после войны развернул однажды газеты. В спортивной хронике – репортаж об очередном матче на первенство страны по футболу. Читаю: «Три гола в этой игре забил В. Бобров». Он или не он? Перечитываю заметку и узнаю его не по фотографии, а по стилю игры. Так играл у нас только один человек.
Это было какое-то удивительное, трудно передаваемое состояние.
Все вспомнилось, вспыхнуло с новой силой, отбросив к тем дням, которые казались такими далекими и безвозвратно ушедшими… Бобер жив! Значит, живы и мы! И наш Сестрорецк, и наша «бочага». Значит, все продолжается. Значит, все еще будет…
Вот такой случай…
Иду дальше все под тем же впечатлением встречи с призывниками. Вспомнилась послевоенная гарнизонная служба. Вспомнились мальчишки призыва первых послевоенных лет. Да, сегодня и служба не та, и ребята не те. Все стало много сложнее, много труднее.
Но ведь и тем, первым, было нелегко…
…После войны служба моя проходила сначала под Москвой.
А потом…
Дальний Восток, Приморский военный округ. Маршал Мерецков, командовавший округом после войны, не забыл своих десантников. Это были люди, проверенные в жестоких боях.