Это было на рассвете
Шрифт:
— Из наших погиб один да еще троих саперов срезали гады автоматной очередью, — показал командир отделения Иосиф Яблонский в сторону моста.
Вокруг избы распластались на снегу восемнадцать убитых гитлеровцев.
— А ты почему на снегу сидишь, «Михаил Гаврилович»? Ранило, что ли? — напустился комвзвода на сержанта Юсупова.
— Выясняет личность! — бросил один из автоматчиков.
— Товарищ командир, я на немца сидеть! Он убил нашего Кольку Слапогузова. Говорит: «Швайн!», а я ему говорю: «Ты сам шайтан». Долго не дает ловить своя горла. Хулиганит
— Факт! Будешь огрызаться и ты, если сядут на тебя, затолкают голову в снег и станут хватать за яблочко. Забери его! Учиним допрос! — зло бросил лейтенант и спихнул Юсупова с немца.
Поодаль, выставив стеклянные глаза на облачное небо, на спине лежал смертельно раненный автоматчик ефрейтор Николай Александрович Слапогузов. Парню из Новосибирска не было еще и девятнадцати. В комсомол приняли перед самым штурмом Новгорода.
— Шибко хочется жить, — произнес он, еле шевеля губами. — Напишите, напишите… — послышалось еще через несколько минут.
— Кому, Коля? — нагнувшись, спросил Крылов. — Девушке твоей?
— Нетука…
— А кому, сынок? Маме? Ты еще поправишься, напишешь сам, — успокаивая, проговорил пожилой сибиряк Яблонский.
Слапогузов беззвучно пошевелил губами. Потом он левой перевязанной рукой, раненной накануне, провел по пушистому подбородку (он еще не брился), хотел вытереть покатившиеся слезинки. Но не смог: рука упала на окровавленный снег.
— Прощай, Николай! Вчера от огня твоего автомата полегли десятки фашистов и столько же — сегодня. Мы отомстим за тебя, — твердо произнес лейтенант Крылов.
Николай Слапогузов первым загородил путь выбегавшим из избы фашистам. Последним с пистолетом в руках выскакивал офицер.
— Колька! — крикнул строчивший из автомата Юсупов. Но офицер уже выстрелил по Слапогузову. Не успев вставить новый магазин, сержант прикладом выбил пистолет из рук офицера и, бросившись, подмял его под себя.
Находящийся на правом фланге Урсов, услышав автоматную трескотню, приказал роте немедленно занять оборону. Сам побежал к мосту, откуда «заговорили» автоматы. Поскольку достаточными данными о противнике не располагал, он сразу приступил к допросу пленного. В этом у него была своя манера. К знатокам немецкого языка он не принадлежал, но вопросы задавал всегда остро и довольно разумно.
Вот перед нашим разведчиком в заброшенной холодной крестьянской избе стоит тощий низкорослый офицер, разглаживая горло. Отросшая борода и его рыжие волосы истрепаны, а лицо исцарапанное — Юсупов постарался разукрасить его. Возраст трудно определить. Что только не натянул он на себя (и шерстяной клетчатый платок, и нашу телогрейку) под зеленый лапсердак. Крылов мимикой показал ему: чего, мол, чухаешься, как поросенок — перед тобой русский офицер. Фашист, поняв, перестал скоблить себя.
— Садитесь, горе-завоеватель. Мне необходимо разговаривать с вами, — спокойно сказал Урсов пленному на немецком языке.
— Уберите вашего
— «Михаил Гаврилович», выйдите! — приказал Урсов.
Гитлеровец наглел.
— Ненавижу вас! Ненавижу коммунистов! Проклинаю вашу грязную и нищую Россию! — орал он.
— Очень плохо, господин офицер, с такими нервами на войне. Успокойтесь, выпейте воды, — одернул Урсов пленного.
— Если у нас грязно и мы бедные, то почему же вы к нам лезете? — Почти крикнул сидящий рядом с капитаном командир взвода лейтенант Лунев и положил на стол свой огромный кулак. У гитлеровца моментально глаза округлились.
— Захар, убери руку со стола, — сирого сказал Луневу Урсов.
— А знаете ли, господин офицер, Россию и ее народ? Не знаете. Так как же? Будете вести себя, как ярый фашист или как строитель будущей новой Германии, без фашистов? — спокойно произнес Урсов. — Правда, вначале придется потрудиться, как вы сказали, в «проклятой России», а потом — и на своей Родине!
— Значит, вы меня не расстреляете?
— Нет! — решительно сказал Урсов.
Немец, почувствовав надежду на жизнь, заметно повеселел.
— Найн фашист! Найн фашист! Я, я… — заговорил он и поднял вверх правую руку, выпрямив три пальца — большой, указательный и средний. Это означало, что он сразу расскажет правду и только правду. Только, мол, сохрани ему жизнь.
Привели еще несколько захваченных фашистов. Пленные рассказали, что их пехотный полк бежал из-под Новгорода. Были в десяти километрах от Суток, в селе Кшентицы, но спохватились, что забежали далековато, и вернулись. Измученные солдаты только уснули, как появились наши. Полк понес большие потери, осталось около батальона живой силы и батарея противотанковых орудий, которые находятся на той стороне речки. В Кшентицах — сильный опорный пункт гитлеровцев. Там занимает оборону противотанковый артиллерийский полк 8-й гренадерской дивизии с большим количеством артиллерии.
О наличии противника в Сутоках — Богданове и Кшентицах немедленно пошло донесение в штаб бригады. После этого Урсов приказал танкистам проутюжить оборону врага, не давать ему закрепиться.
Взвод легких танков лейтенанта Сергея Кужлева, ведя огонь с ходу, приблизился к мосту. Проскочить его не удалось. Встреченные огнем зенитных орудий, потеряв две машины, танкисты отошли.
Наша подвижная разведгруппа поспешно заняла оборону и вступила в бой с вражеским мотопехотным батальоном.
Иванченко, расположив взвод противотанковых ружей лейтенанта Валентина Ильина на левом фланге, сам с одним расчетом поднялся на чердак и, проделав дыру в покрытой дранкой крыше, стал разыскивать зенитные орудия, из которых противник бил по нашим танкам.
— Петр Васильевич, тоже наблюдай в оба. Видишь — кругом бело. Чернеют лишь узкие полоски стен изб. Фашисты замаскировались искусно, — шепнул Иванченко командиру отделения сержанту Рыбину. Поскольку сержант был намного старше, то командир его всегда величал по имени и отчеству.