Это было у моря
Шрифт:
Рейегар, как личность артистическая, в выборе своих произведений и тематик концертов больше ориентировался на потребности публики, хотя и интерпретировал все пьесы и песни в своем собственном, нетривиальном ключе. Лианна, смеясь называла это «здоровым компромиссом с совестью», на что Рейегар спокойно отвечал, что художник стоит выше конфессий, и что все равно все в этом мире едино — просто каждому нравится называть одно и то же явление своим собственным именем — дескать, от этого повышается ощущение собственной значимости в жестко очерченной природной нише.
Так что сейчас в организованном университетом концерте он представил универсальный набор произведений, охватывающих любимые песни
В зале пригасили свет - действо начиналось. Санса повернулась к сцене. Арья все еще сидела уткнувшись в телефон. Санса вообще не могла понять, зачем вдруг сестра потащилась на концерт, если все это время прекрасно обходилась без этого удовольствия. Но объяснения Арья давать не пожелала: просто сообщила за ужином в субботу о том, что она идет и все.
Сансе пришло в голову, что это, возможно, как-то связано с Джоном, но каким образом, ей было сложно понять. Арья не делилась своими мыслями и переживаниями, хоть и любила любопытничать по поводу чувств других. А еще она без слов, к великой досаде Сансы, читала ее собственные ощущения, просчитывала возможные уже состоявшиеся или только зреющие в мозгу у сестры действия — и еще и комментировала. Видимо сказывалось их совместно проведенное детство: как ни крути, а полжизни они провели в одной комнате, деля радости и горести, обсуждая события и людей. Точки зрения у них совпадали редко, но обмена опытом хватило чтобы досконально изучить ход мысли друг друга. А досадно Сансе было от того, что Арья в ее отношении попадала в цель куда чаще, чем она сама. Емко, едко и весьма проницательно. Видимо, она, Санса была для большинства как раскрытая книга. Арья же привыкла хранить секреты - как от мира, так и от себя самой.
Санса покосилась на сестру: та наконец оторвала взгляд от экрана телефона и уставилась на сцену. Там как раз выходили солирующие музыканты, занимая поставленные для них полукругом стулья, рассаживаясь и настраивая инструменты. Дяди пока не было — на кого она так уставилась? Все были незнакомы — по крайней мере Сансе. Нет, вот прошел тот странный тип, что был у них позавчера на ужине. Тот, что с бело-рыжими патлами. Сансе он совсем не нравился. Вот вышел дядя — волосы он собрал в хвост, но все равно из всех музыкантов он самый красивый, загадочный и харизматичный. Санса взглянула на Лианну — та, не отрываясь, смотрела на мужа, не обращая внимание на то, что Эйк дергал ее за рукав, шепотом требуя носовой платок. Санса вздохнула и в который раз невольно позавидовала тётке — у кого-то и сбывается… Надо только верить — безделица, казалось бы. Но потом Санса вспомнила письмо Роберта, глянула на Джона и спросила себе — а кто платил за эту сбывшуюся мечту? И стоила ли игра свеч?
Она тихонько протянула Эйку платок и заставала себя сосредоточиться на произведениях и игре музыкантов.
2.
В перерыве все семейство разбрелось по холлу. Лианна пошла за кулисы — к мужу. За ней зачем-то увязалась Арья. Санса недоумевающе толкнула сестру в бок. Та дернула плечом и сказав: «Хочу посмотреть на инструменты» неуклюже косолапя в непривычных туфлях, прошествовала за теткой.
У Сансы закрались сомнения на счет правдивости ее заявления — но не спорить же с ней? Дети захотели мороженого, и Джон со страдальческим лицом повел их к стойке со снедью где уже змеилась нехилая очередь. Санса постояв там с ними минутку, решила, что может себе позволить прогуляться по холлу и посмотреть что тут и как устроено. Она
Санса подошла к огромному панорамному окну — за стеклом тихо капало с крыши, и весь город плыл в тумане. Дверь на балкон была приоткрыта и ей захотелось вдруг вдохнуть влажного, не пахнущего кофе и жареными орешками воздуха. Санса тихонько выскользнула на просторную лоджию — и тут же обнаружила, что она там не одна. В углу притаилась высокая фигура с сигаретой. Сансу захлестнуло отчаянное ощущение дежа-вю — ну что, он теперь везде ей будет мерещиться? Мужчина оглянулся, и ощущение немедленно пропало. Он был полной противоположностью Сандору — и к своему ужасу Санса осознала, что она с ним знакома. Высокий блондин с карими глазами, весело поблескивающими от света падающего из освещенного окна. В последний раз она видела его за окном — но за другим. В далекой, оставшейся позади жизни.
— Привет, Санса. Не ожидал. Ну, то есть я тебя, конечно, заметил. Ты сидела в первом ряду…
— А вот я тебя — нет. Привет, Гарольд!
— Не Гарольд — Гарри, — помнишь?
— Не помню. Я вообще не хочу вспоминать про тот вечер.
— Да уж вечерок получился еще тот. Мне тогда набили морду — знаешь?
— Кто?
— Один бессмысленный ревнивец. За то, что я якобы облапал его девушку…
— Не могу сказать, что расстроена. А что, ты ее не лапал?
— Нет, почему, лапал, конечно. Но к чему такие реакции? Можно было и по-человечески объяснить… Да не такое уж она была приобретение, чтобы за нее потом неделю светить фонарем под глазом…
— Ну-ну. Тебе виднее. А что ты делаешь тут?
— Пришел послушать музыку. Между прочим, получили приглашение от твоего дяди…
— Да ну? Как это?
— А он пригласил мою тетку с семейством. А она захватила меня. Между прочим, и с ней ты тоже знакома.
— Да? И кто же это?
— Ваша директор. По совместительству моя родственница.
— Леди-стервятник? Ой, прости, я не хотела…
— Да что ты! Так и есть. Это же я придумал ей эту кликуху. Когда в школе учился — в той самой, куда ты теперь вынуждена ходить…
— Ты учился в моей школе?
— Ну да. Я же тебе говорил — я родом из предгорья.
— А сюда сейчас — в гости приехал?
— Ага. Завтра уже обратно — в столицу. К сессии готовиться…
Гарри засмеялся.
— Тетка за три дня уже успела прочесть столько нотаций, что на полгода вперед хватит. Зато вся одежда чистая. У моих горничная страшная как смертный грех, но зато дело свое знает. Все выстирала, выгладила — в кой-то веки пойду в институт не помятый. Уродливые женщины тоже нужны. У каждого в мире есть свое предназначение…
Санса поморщилась. Эта тирада была уж совсем мерзкой даже для Гарольда, и некстати напомнила ей речи Мизинца.