Это было у моря

Maellon

— Тебя, Пташка я так чувствую там обложили юбками. То форма, то платье концерное. Ну на концерт-то можно пойти в брюках. Нет?

— Нет. Дядя очень следит за дресс-кодом. Он уже ругался на эту тему с Арьей.

— А, волчица уже попробовала? Кто бы сомневался. Если твое отношение с юбками понять трудно — такие как ты наоборот всегда напяливают что-то женственное — то волчонку хламиды не пристали…

— Что значит «такие как я»?

— Ну… женственные девушки. Понимаешь, есть «девочки-девочки», а есть «девочки-мальчики» Ты —

явно относишься к первому типу. А твоя сестра — и Бриенна Тарт, к примеру, ко второму.

— Ага, значит я «девочка-девочка» Очень приятно, спасибо! Что еще хорошего скажешь?

— Да разве это плохое? С мужеподобными бабами только вискарь и пить по барам.

— А я что — готовлю ужин и обслуживаю в постели, получается? И детей ращу? И терпеливо жду, когда заблудший муж вернется из кабака, где он проводит время с «девочкой-мальчиком», делясь с ней наболевшим? Это моя роль? Ну спасибо тебе на добром слове…

— Да не заводись ты так, Пташка — ну просто с пол-оборота взвиваешься! Какая муха тебя укусила? Я не хотел сказать ничего плохого…

— Не хотел, но сказал. Я не хочу быть «девочкой-девочкой». Мне уже надоело кого бы то ни было ждать — и страдать… Я хочу быть тем — вернее той — которую ждут. Которую высматривают из окна — не идёт ли…

— Из какого еще окна?

— Неважно из какого. Из любого, вообще-то…

— Я понял. Ну раз ты злишься, я, пожалуй, отключаюсь…

— Не надо. Сандор, ну пожалуйста! Поговори со мной еще чуть-чуть… Я так скучаю…

Санса знала, что это непоследовательно, знала, что после ее программных заявлений это прозвучит совершенно по-детски и, что еще хуже нивелирует серьезность ее предыдущих слов. Но знала она и другое: что их телефонные ссоры, даже самые мелкие, имели тенденцию накручиваться еще больше, взрастать как снежный ком, катящийся под откос. Поскольку между разговорами проходило не менее суток — к следующему дню ты уже забывал причину спора — но ощущение отчужденности сохранялось. А ей этого не хотелось. Она и так его теряла — стремительно, со скоростью убегающего весеннего ручья. Сансе почему-то вспомнились слова Зяблика в машине. Когда обоюдно скучаешь — словно разговариваешь…

— Сандор?

— Да, Пташка.

Голос его стал внезапно усталым — ну вот, и ему она испортила настроение…

— Я хотела тебя спросить — ты хоть чуточку по мне скучаешь?

— К чему тебе это знать? Тебе от этого станет легче?

— Да. Один приятель мне сегодня сказал, что когда скучаешь по любимому человеку, словно продолжаешь с ним диалог…

— Пташка, тоска — это не диалог. Это последствие, вызванное его отсутствием. Твой друг просто еще ни по кому по-настоящему не скучал, видимо. Кто это? Какай-нибудь твой романтический слюнтяй-одноклассник?

— Что-то вроде…

— Так вот. То, что я теперь испытываю — ты сама завела этот разговор, так слушай — но не думаю то тебе от этого станет легче — это не какой-то там хренов пасторальный юношеский бред. Когда тебя нет- меня рвет на все стороны сразу. Я вижу тебя везде — в каждом долбаном лице, что мне попадается — ищу -и не нахожу. Дни растягиваются как резина — не

знаешь куда деться, чтобы день поскорее прошел, и можно было рухнуть в сон. Но и сон не очень спасает. Я все думал — тут мне будешь сниться- но хрена с два — что угодно, но ни намека. Или еще хуже — намеки есть, а тебя — нет. И когда я просыпаюсь и думаю, что нет, это всего лишь кошмар — то обнаруживаю, что кошмар-то как раз и стал реальностью — тебя рядом нет, и я один в этой гребаной ледяной постели — вернувшись в свои предыдущие годы. Ты тоже начала возвращаться в прошлое — ну у тебя позади по большей части светлые дни — это наша с тобой история была черной тучей — а у меня позади — только выжженная пустыня. И впереди, по-видимому, тоже. Поэтому да — тоска — печаль — это прекрасно: для слюнявых поэтов и меланхолических музыкантов — но я этого ничего не понимаю. Я не умею страдать красиво. Я умею только напиваться в говно — чтобы вообще все мысли ушли — и выть на луну. То есть на тебя. Ты знала с кем связываешься. Псом я был, Псом видимо и помру, ничего уж не попишешь…

— Сандор, я… Прости пожалуйста… Я не хотела тебя растравливать…

— Оставь красивые слова для мальчишек. Я хотел сказать тебе вот что. Завтра я уезжаю из столицы — делать мне тут больше нечего. Поеду дальше…

— А куда?

— А куда глаза глядят. Видимо все же моим направлением станет север. Смотаюсь, посмотрю места, где ты выросла. Все занятие. И найду какую-нибудь работу — мне надо что-то делать или я рехнусь.

— Поедешь на машине?

— Пока да. Я думал вернуться в горы — забрать Шевви. Но тогда надо ехать на мотоцикле — а что-то дороги не располагают. Видимо, теперь уже только весной. Или если оттепель продлится достаточно долго…

— Нет, не надо туда ехать. Это же опасно!

— Все в этом мире опасно, Пташка, если ты еще не заметила. Но самым моим опасным занятием как выяснилось было провожать тебя до гостиницы там, у моря… За что боролись на то и напоролись. Помнишь, как ты по дороге напоролась на железяку?

— Да.

— Она у меня до сих пор в кармане валяется… Напоминанием. Есть такие опасности, которые и не разглядишь — пока не влезешь в них по самые яйца и не завязнешь с концами. Тут уж и остаётся разве что ныть как твои юнцы — про печаль, телепатические диалоги, незримые связи…

— Я ужасно скучаю по тебе. До невыносимости. И каждый день отдаляет тебя все больше…

— Я знаю, Пташка. Не должен бы — но чувствую. Один-ноль в пользу юнцов. Я бы все отдал за то, чтобы ты сейчас была рядом. Не любовью заниматься — ну хоть просто спать вместе. Да седьмое пекло — даже в одной комнате — на одном этаже, через стенку! Хоть дышать с тобой одним хреновым кислородом! Все готов отдать — но не твоё будущее. Так что давай хватит ныть и иди спать. И я пойду. Завтра надо встать пораньше — и в путь… А там кто знает…

— Спокойной ночи! Позвони завтра, как будешь выезжать!

— Нет, я рано поеду. Не стоит. Лучше вечером, как обычно.

— Ну хорошо. Тогда до вечера. И я все равно скучаю. И люблю.

— Знаю. Я тоже…

========== IX ==========

Alas, my love, you do me wrong

To cast me off discourteously

And I have loved you oh so long

Delighting in your company

Greensleeves was all my joy