Это было у моря
Шрифт:
— Но почему ты… почему ты мне не сказал?
— Я говорю тебе сейчас.
— Нет, я имею в виду, почему ты не сказал мне что ты собираешься беседовать с… ну с этим Клиганом?
— Слушай, Лианна, если ты его защищаешь, то не тушуйся хотя бы, когда произносишь его имя.
— Я думала, тебе неприятно слышать эту фамилию.
— Ты не представляешь, до какой степени. Но это имеет мало отношение ко мне. И прямое отношение к твоей племяннице. А что касается того, собирался ли я с ним беседовать — нет, не собирался. Все вышло случайно. Я ждал детский автобус, прогуливался вдоль Кленовой — когда подъехал он. Видимо,
— Но Рейегар, все это верно, ты как всегда прав, но боги, ты же понимаешь — сказать такие слова человеку, который находится в подобном положении… отчаявшемуся, притащившемуся сюда за сотни миль только чтобы повидаться с…
— С чем? Со своей единственной любовью — это ты хотела сказать? Не смеши меня. Потом он и сам согласился со мной…
— Не смей меня перебивать, Иные тебя побери! То, что я хотела сказать — скажу сама. Ты уже наговорил достаточно, тебе не кажется? И да — повидаться со своей, пожалуй, что единственной любовью — это из того, что я поняла из рассказов Брана и Арьи, проведших доскональный анализ того, что именно произошло на море и дальше. Эти двое любят друг друга — а ты решил поиграть во властителя судеб? Да какого хрена? Какое у тебя есть на такие поступки право, а? Это ты мне можешь объяснить? Ты поступил до тошноты подло — нет, еще подлее — ты поставил ультиматум человеку, которого не так давно поставил от себя в известную зависимость. Если бы он даже хотел он поступить иначе и не послушаться тебя — не смог бы — если он человек чести. Ты ведь небось и слово его заставил дать, а? Мерзость какая. Да, да, не морщись — именно мерзость!
Лианна просто вся пылала от гнева. А Сансе он ничего не сказал. А та теперь ходит потерянная и бледная, не поднимая глаз. После этой сорвавшейся встречи, похоже, ее возлюбленный решил завязывать и со звонками, так ничего и не объяснив. Боги! Есть ли на этом свете что-то нелепее и упрямее мужчин? У Лианны вдруг закружилась голова и она, стоящая в трех шагах от понурившегося мужа, вдруг пошатнулась и схватилась за стол. Рейегар тут же подскочил к ней.
— Что ты, нехорошо тебе? Сядь, — или лучше ляг даже.
— Отстань от меня. Просто голова закружилась.
— Хватит уже. Потом поговорим. Тебе надо отдохнуть.
— Мне надо тебя придушить, а не отдохнуть. Не передергивай. Если я не договорю — точно рехнусь. Да, мне нехорошо — из -за тебя. Ты все время спрашиваешь — не ты ли виноват — так вот в этот раз да, именно ты. Ни Санса, ни Клиган — ты. Ну зачем, Рейегар, зачем тебе понадобилось играть в демиурга? Ну дал бы ты им встретиться…
— И что? Что бы было дальше? Ты бы благословила этот нелепый союз? Ты вообще его видела? Это же не Зяблик тебе. Это здоровенный, почти такой же как его омерзительный братец, волосатый бородатый тридцатилетний мужик, прокуренный до мозга костей, по-видимому еще и пьющий, мрачный как ноябрьский вечер, да еще и обгорелый, как будто всего остального недостаточно! Что бы сказал твой брат? Что бы сказала твоя покойная золовка?
— Этого мы не узнаем. Они умерли. Теперь решения принимаем мы. И сама Санса. Она уже не ребенок. Если она выбрала его…
— Да она не выбирала его. Просто так сложилось…
— Откуда ты -то знаешь? Часто «так сложилось» и выбор — это две стороны одной медали. Сам должен бы помнить.
— Я не понимаю, о чем ты.
— А я почти уверена, что понимаешь. Можно подумать я была сильно старше — когда выбрала тебя.
— Но там было все совершенно иначе! У тебя не было выбора! Роберт тебя бросил…
Вот
А она не хотела делить его ни с кем. И предпочла его потерять — но довольствоваться половиной — которая бы неизбежно превратилась в треть, потом в четверть — пока ничего бы не осталось — кроме горечи на губах, профуканной молодости — и несчастного ребенка- она не хотела, просто не могла. Поэтому, когда беременность подтвердилась, она сказала Роберту что он ей наскучил и она полюбила другого — и так в чем-то оно и было. Его сына она любила больше — он был полностью ее.
Потом уехала из столицы — в долину, к подруге в гости — а там ее уже ждал Рейегар, с которым она случайно пересеклась за несколько месяцев до этого на серии камерных концертов. Он настолько ей заинтересовался тогда, что где-то раздобыл ее адрес, и начал писать длинные задумчивые и вместе с тем нежно-щемящие письма, такие, что Лианна, уже тогда измотанная кутежами и эскападами Роберта, задумалась — а может не Баратеон, а Таргариен — это ее судьба?
Она пошла к Неду — за советом. Брат, пряча взгляд признался, что у Роберта уже есть незаконнорожденная дочь. Тогда Лианна пошла ва-банк и сказала Неду, что тоже залетела — от другого. Она была уверена, что старший брат, лучший друг Роберта сейчас же расскажет приятелю об этом. Но скрытный Нед предпочел прикрыть сестру и промолчал. Позже Лианна начала понимать, что брат видимо догадался о том, что она солгала — он то знал, что вся история не совпадала по срокам — но ложь, как и правда была утаена от Баратеона. Рейегар, еще не полностью пришедший в себя после гибели жены, не стал вставать в позу и принял чужого ребенка, воспитав его как своего. Он тогда был рад любой жизни, что зарождалась рядом — потому что сам уже к тому времени погряз в смерти и горьких воспоминаниях.
Джон родился Таргариеном — по бумагам недоношенным на полтора месяца. Из этих соображений Лианна почти не ходила по врачам и на контроли, измученная токсикозом и тяжелой беременностью последние дни перед родами — и первые месяцы своей супружеской жизни провалялась в постели, где и появился Джон, здоровый и крепкий ребенок. К счастью акушерка, что принимала роды вовремя обнаружила двойное обвитие пуповины — иначе бы этот мальчик мог и не увидеть свет.
Роды прошли для Лианны тяжело, она долго потом восстанавливалась — и, похоже, так и не смогла прийти в себя полностью. Два выкидыша после и случайная беременность, в результате которой появились на свет близнецы, настолько запугали Рейегара, что он и слышать не хотел о других детях. Говорил, что у него есть все, что надо: наследники, мальчики, девочки. Но Лианна хотела еще детей — и на это в конце концов он согласился.
Все же она была к нему несправедлива. Это не подлость — просто он такой. Рыцарь без страха и упрёка, верный своим идеалам и не уважающий, и не принимающий нестабильных, ветренных мужчин, — да что там не уважающий — его ненависть к якобы бросившему ее Баратеону доходила до абсурда — хотя ненавидел он не так как она — а холодно, испепеляюще-последовательно и — вечно.
Лианне вдруг пришло в голову — а не провел ли Рейегар странных параллелей между Сандором и Робертом — особенно учитывая тот факт, что младший Клиган был телохранителем Роберта и соответственно участвовал (или уж хотя бы присутствовал) на всех его оргиях и пьянках? Лианна была достаточно наслышана о жизни Роберта с Серсеей — от Неда и даже больше от Кет. Все это было совершенно невесело, но виноватой она себя считала лишь очень относительно. Она смотрела на Рейегара, на своих троих детей и думала — боги, как ей повезло иметь такую семью и такого мужа. Но вот, видимо, ее вранью пришел конец — ради племянницы, придется сказать правду…