Это было в Коканде
Шрифт:
– Где работает сестра Орлова?
Санитарка еще ничего не успела ответить, как раненые загалдели со всех сторон:
– В очередь, в очередь! Порядок соблюдай! Тоже ловкач!
Сашка замахал рукой:
– Я не по этому поводу. Я без очереди не иду.
– Орлова в операционной, - сказала санитарка и осветила Сашкино лицо фонарем.
– Да это командир! Товарищ Лихолетов! Пропустить его! Пропустить! закричали эскадронцы.
– Прости, что не узнали! Иди, иди!
Сашка отказался, но его все-таки протолкнули вперед, в дом.
– Здорово!
– проговорил Сашка, глотая кровь. Он остановился у входа в операционную.
– Здорово - ответила Варя и, подняв голову, увидала Сашку.
Молодой чернобровый хирург, стоявший рядом с ней, не дотрагиваясь до Сашки руками, осмотрел рану и молча кивнул Варе. Варя вычистила рану, обработала ее и, обмазав окружность раны йодом, так же молча передала Сашку хирургу.
"Во! Даже глазом не моргнула! Нарочно форсит передо мной...
– подумал Сашка про Варю.
– Стоящая баба! Вполне!"
Хирург сделал ему первичный шов. После этого Сашка опять вернулся к Варе. Она начала бинтовать ему голову. Сашка не спускал глаз с Вари. Он следил за ее быстрыми ловкими движениями. Ее белый халат от шеи до подола был обагрен кровью, руки, с закатанными до локтя рукавами, тоже были в крови, и даже на лбу засохли брызги крови. Кончив перевязку и отправив Сашку к санитарке, она крикнула:
– Следующий!
"Лихая баба! Лихо работает. И откуда в ней столько силы, в закорючке?" - удивлялся он и мысленно одобрял ее.
После перевязки Сашка опять вышел на двор. По двору ходила женщина с кувшином и кружкой. Лицо ее все-таки осталось закрыто чачваном. Она поила водой раненых. Среди крика и грохота взрывов мерцало небо, будто обожженное йодом. Сашка привалился спиной к сарайчику и тихо сполз на землю. Его знобило, он пожалел, что оставил свою шинель в обозе. Он задремал под выстрелы.
10
Сашка открыл глаза и увидел, что его перенесли. Теперь он лежал уже возле стенки на галерее. Кто-то заботливо укрыл его зеленой шинелью. "Варькина", - догадался Лихолетов.
На дворе по-прежнему толпилась очередь.
Варя все еще работала в операционной. Начиналось ясное раннее утро. Артиллерийская стрельба ослабела. Костры потухли. Бурый дым струйками полз к небу. Низко, чуть ли не задевая крыши, опять летели над кишлаком машины.
– Наши! Наши!
– радостно закричали раненые.
"Славно, черт побери!
– подумал Сашка.
– Сейчас грохать будут".
За стеной он услыхал разговор трех своих ординарцев: Куличка, Спирина и Матюшенкова. Говорил Матюшенков:
– Пролом хотят устроить. Разбить вдребезги ворота. И ворваться.
– Ворваться? Легко это ворваться?
– спросил Куличок.
– Сколько жизней будет стоить!
– А что поделаешь? Эта война справедливая, от рабства народ освобождается. Последний приступ! Не выдержи мы, отойди - и кончено. Эмир себя покажет. Кровь брызнет из бухарца.
– Бухарцы разные бывают, - сказал Спирин.
– Я говорю про нашего бухарца, про рабочего.
– Ну, революцию кровью не затушишь! Ежели она должна быть - будет.
– Глупости говоришь, Спирин. Куй железо, пока горячо! Храбер ты вроде зайца.
– Храбе-ер... Я не храбер. Вот ты храбер. Так попробуй! Просись в группу.
– И попрошусь.
Сашка приподнялся на локтях, ощупал голову.
– Эй, ординарцы! Ко мне!
– крикнул он.
Бойцы Спирин, Куличок и Матюшенков вошли во двор.
– Сюда! Я здесь, - подозвал их Сашка.
Они подбежали к галерее.
– Вы что это митинг развели за стенкой?
– Какой митинг! Обсуждение, - сказал серьезно Куличок, коренастый боец в расстегнутой гимнастерке, босой, с нахмуренными густыми бровями, с приплюснутым и обожженным, точно свекла, носом.
– Ты где ботинки потерял?
– Невозможно, товарищ командир. Жарища! Гниют ноги.
– Попить мне дайте и пожевать что есть!
Ординарцы мигом притащили кувшин, краюшку хлеба и две головки луку. Есть Сашке было больно, при движении челюстей щеку будто разрывало, но, кое-как пожевав на левой стороне, Сашка немного подкрепился. Отдав Куличку остатки лука и хлеба, Сашка его спросил:
– От кого ты слыхал про группу?
– Товарищ Муратов сообщил. Он был в штабе, в Кагане.
– Наши идут?
– Нашего полка много.
– Ну так и я иду! Приведите ко мне Машку!
– сказал он о своей кобыле.
– Что вы? Товарищ командир! Вам не полагается!
– сразу трое, в голос, закричали ординарцы.
Лихолетов скинул шинель, встал, попробовал бинт на голове. "Силы хватит", - подумал он.
– Быстро!
– Он повторил приказание.
Ординарцы не посмели ослушаться и привели Машку, большую серую кобылу в черных яблоках. Она была такая пестрая, будто ее кто-то раскрасил.
Лихолетов с трудом влез на нее, вставил ноги в стремена, покачался в седле, точно пробуя, крепко ли сидится, ощупал на себе шашку, деревянную кобуру с маузером, расправил поводья в пальцах левой руки и сказал:
– Кто со мной? Ты, что ли, спорщик?
Куличок подергал себя за нос, раздумывая, потом высморкался, вытер пальцы о штаны и, ни слова не сказав, побежал за лошадью.
Варя, увидев в окно Сашку, вышла на галерею.
– Вы куда?
– спросила она.
Он молчал.