Это было в Коканде
Шрифт:
– Вам нельзя уезжать, товарищ командир. Слезьте! Вы раненый. Ведь осложнение может быть! Надо понимать.
– Ладно, - пробурчал Сашка.
– Что ладно? Я говорю: слезай с коня!
– закричала она раздраженным голосом и подошла к Сашке.
– Что вам жизнь - копейка, что ли?
– Нет, Варюша, - сказал Сашка и улыбнулся.
– Без меня, боюсь, не обойдутся. На счастье ручку!
– лукаво проговорил он, протягивая руку, и прищурился.
Варя рассердилась.
– Я вам категорически запрещаю, - заявила она, переходя уже на официальный тон.
– Извольте слушаться!
– приказала она красноармейцам, стоявшим на улице, возле въезда в курганчу**.
Никто не успел опомниться, как Сашка, дав шенкеля своей кобыле, мигом вынесся из усадьбы, еле успев под аркой ворот пригнуть голову.
– Прощай, Варюша!
– крикнул он ей на ходу, помахал рукой и поскакал по дороге.
Варю обдало таким облаком пыли, что она расчихалась.
Раненые бойцы, штабисты, санитарки, обозники посмотрели вслед всаднику с забинтованной головой. Он галопом промчался по кишлаку. Догоняя его, на гнедом туркмене летел босой Куличок. А за Куличком скакали двое других ординарцев.
Красноармейцы, толпившиеся возле ворот, засмеялись, увидев, что Варя обескуражена этим бегством.
– Что, сестрица?
– сказали они.
– Не подчиняется наш брат-то вашей команде, а? Самостоятельность любит.
– Ваш брат, ваш брат!
– передразнила их Варя, и на лице у нее появилось что-то презрительное.
– А вы чего тут стоите, околачиваетесь?
– Мы раненые.
– Вот возьму да и отправлю всех на фронт! Вот и будете самостоятельные!
– сказала она и пошла обратно к своей операционной.
Возле дверей опять стояла очередь.
– Следующий!
– крикнула Варя и, принимая нового раненого, заставила себя забыть о Сашке.
11
Утром 30 августа Хамдам занял станцию Якка-Тут, расположенную западнее города Бухары, на железнодорожной линии, идущей от Кагана.
В тылу завели подозрительную игру басмачи. Было ясно, что они собрались здесь с определенной целью; если нужно будет - поддержать отступление эмира.
Хамдаму было приказано держать в своих руках железную дорогу и выставить заслон против басмачей.
Его отряд, обогнув Бухару и не встретив никакого сопротивления, появился внезапно в селении Якка-Тут и разместился вдоль железной дороги.
Предписание командования выполнялось Хамдамом правильно до той минуты, пока не вмешался Джемс. Когда днем 30 августа Бухара узнала, что Якка-Тут занят войсками Хамдама, Джемс решил послать туда одного из своих агентов, старика Ачильбая.
Старик к вечеру добрел до Хамдама. Он потолкался среди дозоров, разыскивая кого-нибудь из близких к Хамдаму. Никто не попадался. Узнав, где квартирует Хамдам, он спрятался неподалеку от этого дома, присел на корточки к арыку и решил ждать.
Хамдам был на станции. Он сидел около телеграфиста в аппаратной, передавал свою сводку и принимал распоряжения. Уже стемнело, когда он окончил переговоры с Каганом.
Хамдаму сообщили, что хотя Бухара еще не взята, но возможно бегство эмира, и поэтому ему предлагается два эскадрона разместить в Якка-Тутском районе, в северном направлении, а третий послать к югу Хамдам заверил, что все приказания штаба будут исполнены в точности.
Якка-Тут почти опустел. Лишь кое-где кучками толкались жители, но когда на коне появился Хамдам, растаяли и эти жалкие кучки. Рядом с Хамдамом ехал Сапар, за ними - личная охрана. Юсуп с первым эскадроном остался на станции, на случай экстренного вызова из Кагана.
Пастухи повстречались с Хамдамом. Быстро, при помощи собак и палок, они очистили улицу. Стада знаменитых каракульских овец шли к загонам. Заметались между лошадьми курчавые ягнята на неуклюжих прямых ножках. Заблеяли овцы, тесно прижимаясь друг к другу. От стада шел теплый и острый запах. Уже смеркалось.
У Сапара жадно поблескивали глаза. Он тихо нашептывал Хамдаму:
– Хорошие бараны! Хороший скот! А шерсть какая! Здесь много богачей. А в древности было больше. Неподалеку отсюда был город, старинный. Древнее Бухары. Пайкан. В храмах там стояли золотые идолы с огромными жемчужными глазами, с голубиное яйцо. Арабы наворовали так много золота. Но осталось еще! Мне рассказывал отец, что один англичанин рыл землю и нашел золотого идола в полпуда весом...
Хамдам невнимательно слушал командира. Он беспрестанно озирался, предчувствуя что-то. Он приучил себя к мысли о том, что на каждом шагу неизвестность ждет его, надо быть настороже. Днем, при солнце, уверенность не покидала его, но стоило спуститься сумеркам - он становился тревожным.
Отряд проезжал мимо Ачильбая, отца Садихон. Старик съежился, подобрал ноги и рукавом закрыл лицо. Лошадь Хамдама, почувствовав какой-то живой комок на дороге, испугалась и дернула головой. Хамдам тоже насторожился, но ничего не увидел в темноте. Прижавшись к стенке, Ачильбай пропустил отряд. Вот уже два года, как, потеряв все и дойдя до нищенства, Ачильбай очутился в Бухаре. Там его нашли агенты Джемса и пристроили к Джемсу на службу.
Сегодня старик выполнял одно из ответственнейших поручений Джемса, даже и не догадываясь о том, что он делает.
Когда всадники свернули в переулок, за их спиной вдруг защелкал соловей.
Хамдам остановился. "Соловей в сентябре?
– подумал он.
– Это знак".
Сапар бросился назад. Улица была пуста.
– Никого?
– спросил Хамдам, дождавшись Сапара.
– Никого, - ответил Сапар.
– Я все обыскал. Никого.
– Хоп, хоп!
– сказал Хамдам.
– Поедем дальше!
Сапар, по приказу Хамдама, выставил кругом дома усиленный караул.
Хамдам беспокоился. Несколько дней тому назад он получил из Беш-Арыка письмо. Верный Насыров писал ему, что Садихон ночью бежала из кишлака, идут поиски, но сбежавшую еще не нашли. Хамдам знал, что ее не найдут. Это письмо было только условным сигналом. Он знал все. По его поручению, через неделю после отъезда полка из Коканда Насыров, оставшийся в Беш-Арыке, устроил мнимый побег Садихон. Два басмача за плату похитили ее и увезли в горный кишлак, в место, назначенное Хамдамом, к одному из его старых знакомцев, богачу Баймуратову. "Теперь она сидит на цепи, - думал он.
– И никто не услышит ее голоса..."