Это было в Одессе
Шрифт:
Он поглядел пристально в глаза Вельса:
– Если это станет известным – будет огромный политический скандал. Окажется, что союзные державы роют друг другу могилу на берегу Черного моря…
Пауза.
Затем мистер Джонс добавил:
– Конечно, агенты противной стороны, агенты Франции употребят все усилия для того, чтобы взять верх. Но Сити дает все полномочия действовать быстро и решительно. Средства – неограниченны… Документы, дающие вам директивы возмещать денежно заинтересованных лиц, в том числе командование Добровольческой армии на юге России – вы получите сегодня. Кроме того,
– Я понимаю, – сказал Вельс.
– Поддерживайте зеленых против белых, белых против зеленых…
Мистер Вельс, экономист, спросил:
– А красные?
Лицо мистера Джонса побагровело:
– С ними мы справимся впоследствии! Одним словом, Вельс, действуйте… Все письма и документы получите сегодня. Завтра вы выедете…
– Слушаю, сэр…
И мистер Вельс, экономист и агент банков из Сити, выехал на Ближний Восток с небольшим багажом, заключавшим некоторые документы и значительное количество британской и американской валюты. Мистер Вельс ехал на Ближний Восток с большими полномочиями и снабженный некоторыми документами, которые, будучи опубликованными, могли бы произвести фурор, нечто вроде политического землетрясения. Но эти документы находились в опытных руках Вельса и ни редакции газет, ни миллионы рабочих Англии и Франции не знали, что находится в обыкновенном портфеле агента банков из Сити, человека обыкновенной деловой наружности, совершенно такого же, как и те два с половиной миллиона людей, которые ежедневно посещают Сити.
Глава 3
Три юпитера бросали сверкающий, неживой, как бы взятый напрокат с другой планеты свет: в ателье шла съемка с участием любимцев экрана – кинозвезд Ленского и Анны Ор. Режиссер Джутич в темных очках со встрепанными волосами, похожий на помесь германского ученого и индусского жреца, кричал хриплым голосом:
– Анна, изобразите страдание! Ленский, вы похожи скорее на маклера от Робина, а не на пожирателя сердец!..
Внезапно он схватился за голову и застонал:
– Это, по-вашему, княжеская гостиная?.. Они убьют меня, они меня…
Юпитеры погасли одновременно. Оператор, оставив ручку аппарата, сказал, почесывая переносицу:
– Накрутил двести. Больше не буду: пленки мало.
Джутич закричал ему остервенело:
– Я здесь режиссер и ответственен за пленку! К черту, требую дисциплины…
Немного тише он сказал:
– Начните сцену с начала. Юпитера, свет! Анна, первым планом, Ленский вправо, изобразите равнодушие. Начинаем!..
Хладнокровный оператор завертел ручку, юпитеры бросили снопы яркого света на Анну Ор, заученно поднявшую кверху глаза, и на Ленского, попытавшегося изобразить каменное равнодушие на густо загримированном лице.
Джутич внимательно следил за ними. Ручка аппарата вертелась, юпитеры потрескивали…
Трое статистов в костюмах «великосветских молодых людей» и взятых напрокат фраках, стоя за аппаратом, переговаривались вполголоса:
– Сегодня прибыл еще один английский крейсер. Видел?
– Видел. Что из этого толку? Я знаю, что…
Джутич заорал на них:
– К аппарату, черт бы вас побрал!
Вошедший мальчик сказал:
– Мадам Ор к телефону. Срочно!
Джутич огрызнулся:
– Пошел вон! Некогда…
Анна Ор сказала, не поворачивая головы и не меняя выражения лица обманутой женщины:
– Джутич, я пойду: может быть, дело. Прекратите съемку.
Оператор снова перестал вертеть. Джутич сказал, махнув рукой:
– Это драма? Это «Звезды огненные»? Если бы германские режиссеры это видели – они бы сошли с ума в короткий срок. Да! Идите к телефону, вас ждет любовник, черт бы меня побрал!..
Набрасывая на плечи на ходу свое котиковое манто, Анна Ор сказала быстро:
– Это не ваше дело. Приступите к следующей сцене…
Джутич проводил ее ненавидящим взглядом. Затем он снова надел очки и приказал:
– Следующую сцену: дочь садовника. Где дочь садовника, какого черта вы оделись швейцарской пейзанкой? Я от вас разрыв сердца получу! К аппарату, оператор, вертите. Все равно, не отвечаю за картину, это не фильма, а этнографический музей… К черту!..
Анна Ор взяла трубку телефона и сказала своим мягким, немного глухим контральто:
– Слушаю…
…
– Да…
…
– Я занята на съемке… Но я очень занята!
…
– Хорошо. Через час.
Она положила трубку и вернулась в ателье. Джутич сказал, стараясь быть ироническим:
– Вы свободны?
Бархатные черные глаза киноактрисы смерили его с ног до головы:
– На один час. Затем я уезжаю…
Рука Джутича безнадежно повисла в воздухе. Затем его хриплый голос отдал приказание:
– Дочь садовника, отойдите!.. Оператор – первый план: Ленский и Анна – равнодушный поцелуй, зайдите слева, я вам говорю, пленка даром не дается…
Через полчаса совершенно измученный и охрипший Джутич сказал:
– На завтра съемка четвертой части: прошу быть вовремя. Это касается всех. Иначе я вынужден буду вместо экранной звезды пригласить чистую светлую девушку с Дерибасовской. Понимаете?
Анна сказала Ленскому, смеясь заглушенным и дразнящим смехом:
– Джутич остервенел надолго: до конца съемки. Джутич, перестань, вечером в кружке будешь?
Джутич ничего не ответил, и она, быстро снова рассмеявшись, вышла.
Лицо Анны Ор, неправильное, смуглое лицо с яркими губами, внезапно стало серьезным, когда она уселась на извозчичью пролетку. Дав адрес, она откинулась и рассеянно стала глядеть по сторонам. Дважды она ответила на поклоны встречных и улыбнулась третьему… Извозчик подъехал к подъезду гостиницы «Европейская», где Анна Ор занимала номер в бельэтаже.
Швейцар сообщил, почтительно, понизив голос:
– Вас ждут…
Анна Ор сказала со своей обычной манерой, слегка кивнув головой:
– Хорошо.
Она быстро поднялась по лестнице и вошла в номер.
Сидевший на диване полковник Гаввард поднялся:
– Я жду вас десять минут…
– Я не могла раньше: съемка. Сегодня холодно…
Ее голос звучал иначе: это был голос нерешительности, сплавленной с боязнью…
Полковник Гаввард помог ей снять манто, аккуратно повесил его и сообщил: