Это не любовь
Шрифт:
Да и на что она надеялась? Наверняка ведь не каждый день незнакомая дура кидается на него с поцелуями.
Фу, даже вспоминать тошно. Ей и тогда-то не по себе было, но утешалась хотя бы тем, что видит его в первый и в последний раз. А оказывается, далеко не в последний.
Всю пару она прятала глаза и толком его не слушала. Хотелось скорее сбежать отсюда вон. И желательно никогда с ним не встречаться, но это, увы, невозможно. Зарубежная литература у них будет, судя по расписанию, дважды в неделю. И если на лекции ещё можно затеряться в
Едва закончилась пара, Юлька устремилась к двери, но он её зачем-то остановил.
Зачем? Что ему от неё надо? Неужто сейчас тот случай припомнит? Она же сразу умрёт от стыда!
Юлька сглотнула, вдохнула поглубже и, старательно скрывая смущение, подошла. Даже смогла посмотреть ему прямо в глаза, синие, ледяные, колючие.
Нет, про тот случай он, к счастью, не заикнулся, зато пообещал выгнать вон за опоздание. Это почему-то показалось ей ужасно обидным и даже унизительным. Ещё и это его «госпожа Аксёнова» прозвучало как насмешка. Она вылетела пулей. Мерзкий, заносчивый тип!
Пятничный семинар она и вовсе прогуляла. Не нарочно, просто перед занятиями у входа в институт её подловил Лёша. Требовал вернуть ему какую-то книгу, которую Юлька, очевидно, прихватила заодно со своими вещами, и которая ему нужна позарез. Еле от него отбилась, но на первую пару опоздала. Поднялась, покрутилась возле аудитории, но зайти не решилась. Вдруг он действительно выставит её вон? Такого позора она не потерпит.
Ну и вообще, видеть его лишний раз не хотелось. Ещё больше не хотелось привлекать внимание.
И так на каждой перемене от одногруппниц только и слышно: «Анварес! Анварес!». Тошно…
Гадали дурочки, есть ли у него кто. С увлечением обсуждали, на какой машине ездит, как одевается, искали его в соцсетях и сокрушались, что там этого хлыща не обнаружили.
Юльку всё это бесило неимоверно. Но если бы кто-нибудь спросил, почему это так её раздражает, она и сама не смогла бы ответить.
После семинара одногруппницы и вовсе явились на английский, словно наглотались все вместе веселящего газа. Изольда, правда, мигом их пыл охладила. Но перед парой они охали и вздыхали с блаженными улыбками, вспоминая, как он посмотрел да что сказал. Фу!
Юлька не выдержала, фыркнула:
– Ой да ничего в нём особенного нет. Строит из себя много, будто он не какой-то там обычный препод, а принц голубых кровей. Смешно даже.
Девчонки тотчас на неё накинулись.
– Да много ты понимаешь! Он классный! Зрение проверь. А как говорит – так вообще заслушаешься.
Люба Золотарёва прищурилась:
– Если он такой обыкновенный, что ж ты на первой лекции как столб встала, когда его увидела? Так на него пялилась, аж рот открыла.
– Это тебе, Золотарёва, зрение надо проверить, – вспыхнула Юлька, пожалев, что вообще ввязалась в этот дурацкий спор, – если умудряешься видеть то, чего не было.
– Ну да, ну да, – хмыкнула Люба с самым многозначительным видом. – К твоему
Юлька почувствовала, как пламенеют щёки. Вот ещё краснеть не хватало!
– Спасибо, ты такая заботливая, прямо на слезу от умиления пробивает, – полыхая смущением и ещё больше злостью, процедила Юлька.
Чёртова Золотарёва, чёртов Анварес, чёртова Нелька Грекова со своим дурацким спором!
19
За минувшую неделю Юлька с соседкой по комнате не обмолвилась ни словом. Инна демонстративно дулась. Ну а Юльке, по большому счёту, было плевать на её обиды. Она с ней и сама не разговаривала, не хотелось – не о чем и неинтересно.
Во второй комнате их секции жила семейная пара, Оля и Егор – оба студенты пятого курса. Егор держался вполне приветливо, улыбался, подмигивал. Лучше бы, конечно, не подмигивал, но пусть уж так, потому что с Олей, например, и вовсе не заладилось.
Юлька жарила яичницу на общей кухне, когда к ней подскочила Оля.
– Это, блин, как называется?! Это наша конфорка! Вот эти две ваши, а эти две наши.
Юлька посмотрела на неё, как на ненормальную.
– Что за бред? Ты купила полплиты? Потому что моё – это значит мною куплено.
– Не строй из себя дуру. Мы всё тут поделили…
– Я ни с кем ничего не делила. Кухня общая, плита общая, до свидания.
Оля бы ругалась и дальше, но на шум вышел Егор и увёл жену. Из комнаты потом доносилось:
– Какого хрена ты вписался за эту сучку наглую? Сегодня она нашей плитой пользуется, завтра будет есть из нашей посуды нашу еду. Ну а чо? Общежитие же!
Егор что-то бубнил в ответ, пытаясь утихомирить Олю.
А через несколько дней Юлька с ней снова сцепилась. И опять же полем боя стала кухня.
Накануне Юлька ездила на выходные к тёте в Радищево, по настоянию матери. Ночевала у неё и вернулась лишь в воскресенье ближе к вечеру. Тётя нагрузила ей с собой полный рюкзак всякой снеди. Юлька принялась распихивать свёртки в маленький допотопный холодильник и тут обратила внимание, что куда-то исчезла едва начатая палка докторской. Вообще, дома Юлька питалась как попало. Чипсы, сухарики, печенье – основной её рацион. Максимум – могла приготовить на скорую руку яичницу или соорудить бутерброд. А тут колбаса исчезла…
Она огляделась и обнаружила пропажу на подоконнике. Судя по запашку, докторская пролежала там все выходные.
На кухню вплыла Оля с двумя пустыми кружками. Поставила их в мойку.
– Ты похозяйничала? – спросила её Юлька, кивнув на подоконник.
– Нечего совать свой хавчик на нашу полку. В следующий раз вообще выброшу в мусорку.
Юлька сжала губы так, что желваки заходили. Решительно распахнула холодильник, выхватила оттуда посудину с каким-то варевом.
– Ты совсем уже?! – взвизгнула Оля. –А ну поставила на место!