Это случилось в тайге (сборник повестей)
Шрифт:
— С Усачевым? — удивился майор. — Это с баянистом, что ли?
— Угу, Васька Скрыгин рыло ему начистил вчера… Как напарнику…
— За что же?
— Вроде за то, что Насте ребенка сделал, а сам когти рвать… ну… — Василий смутился, поймав себя на жаргоне, которого не замечал раньше. — Не хочет жениться, понимаете? Уезжает…
Майор долго молчал, глядя мимо Ганько, рассеянно барабаня пальцами по столу.
— Ясно, — сказал он наконец. — Понимаю…
Василий закуривал новую папиросу, ожидая продолжения, но майор опять смолк.
— Так что же, гражданин начальник, — погодя спросил Ганько, — придется Шугину ни за что срок тянуть, да?
— Нет,
Парень недоверчиво усмехнулся, Майор заметил усмешку.
— Воронкин и Ангуразов, — сказал он.
„Витёк заложил“, — мрачнея, решил Ганько. Сразу пропало желание беспокоиться о судьбе Шугина — не так просто бывает переоценить то, что покупалось дорогой ценой потерянных лет жизни, запоминалось, как азбука. — Мне можно идти, начальник?..
— Что же, если торопишься… Наверное, думаешь, что Шугин выдал? В наши способности искать не веришь?
— Почему не верю? — попытался увильнуть Ганько. — Вполне возможно…
Он встал, по манор не позволил ему уйти.
— Сядь. Подожди минутку.
Пожав плечами, Василий сел. На самый краешек скользкого, обитого клеенкой дивана.
— Значит, не веришь? Не полагается, конечно… — начал было майор, но его прервал стук в дверь. — Подождите! Занят!.. Не полагается, говорю, рассказывать о профессиональных секретах, по я расскажу. Так и быть… — он усмехнулся. — Все равно следственные материалы на суде зачитывать будут… Так вот, парень… Что такое отпечатки пальцев — тебе известно, конечно. Воры не оставили их в самом магазине. Они оставили их на стекле, когда выставляли окно в тамбуре. Не то чтобы прохлопали, нет! Пока они работали внутри, на тамбуре висел нетронутый замок. Вылезли они тоже через окно. Стекло аккуратно вставили на место, так что никаких следов не осталось. Кроме отпечатков. Но они и о них подумали. Чтобы никому не пришло в голову искать на окне, сорвали замок с дверей тамбура. Вошли, мол, через дверь и ушли через нее, все просто и ясно. И — конечно, мы не обратили бы внимания на окно. Только, вылезая, они развалили приготовленные на утро дрова в тамбуре. И одно полено упало так, что дверь нельзя стало открыть. Случай, конечно. А нам пришлось задуматься. Замок сорвали, а дверью не пользовались. Почему, зачем?… Пришлось обратить внимание на окно. Отпечатки на стекле оказались тождественными некоторым отпечаткам на бутылках. Что одни отпечатки принадлежат Воронкину, мы знали с его же слов. Помнишь разговор? А с кем он работал в паре, не трудно и догадаться. Оставалось только проверить дактилоскопию… Знаешь, зачем я тебе это рассказываю?
Ганько снова пожал плечами.
— Чтобы понял, кто из нас больше заботился о Шугине. Ты — или мы, милиция. Слышал, как говорят: человек ты или милиционер? Так вот, милиционер докапывался, виноват парень или не виноват, хотя и объявил себя виноватым. А „человек“, зная, что Шугин не виноват, умыл руки, лишь бы не называть настоящих виновников. Что молчишь? А вы ничего не спрашиваете… Я спрашивал. Ты не ответил… Иди!..До свиданья, — облегченно буркнул Ганько и, не оглядываясь, пошел из кабинета.
Проводив его взглядом, майор машинально похлопал себя по карманам, отыскивая папиросы. Вспомнив, что их нет, что папиросу, сладковатый вкус которой манил закурить следующую, он взял у этого парня, вздохнул.
Опять постучали, дверь приоткрылась.
— Минуточку, — кивнул майор женской голове, закутанной в платок. Когда голова скрылась, прошелся по кабинету и снял телефонную трубку. — Леспромхоз мне,
Он повесил трубку. Крикнул:
— Кто там ко мне? Входите.
До Сашкова Ганько добрался только в восьмом часу. Выпрыгнув из кузова чуть притормозившей машины, посмотрел вслед ей и увидел, что шофер включил фары. Кажется, начинало сморкаться?
— Черт! — вслух произнес Ганько. Это означало, что время позднее, до дома тринадцать километров пешей дороги, в город можно было не ездить, и вообще все как-то чертовски нескладно получается.
Закурив, пошагал к развилке, которой начиналась дорога на Чарынь. Кое-где торопились зажечь огни, хотя на улице было еще достаточно светло. Свернув с главной улицы, мельком взглянул на прижавшийся к палисаднику чьего-то дома ГАЗ-69. Подумал: увез бы до Чарыни, чем стоять без дела. Вспомнив, что в Чарынь не пробиться и вездеходу-„козлу“, презрительно швырнул в его сторону окурок.
Скользкая дорога спустилась к реке. Поверх темного льда натаявшую за день воду подергивал тонкий, как пергамент, ледок. На подъеме противоположного берега Василий дважды поскользнулся и, сойдя с дороги, хватаясь за ветки кустов, полез щетинящимся прошлогодней травой бесснежным косогором. Подняв голову над верхним его обрезом, заметил идущих по дороге людей. Но только сделав несколько шагов навстречу, узнал Ангуразова и Воронкина.
Решил: почуяли беду, удирают!
Он удивился своей злости, а затем увидел за их спинами еще двоих. Милиционера и штатского.
Злость сразу пропала. Вместо нее сердце сжала тоска, словно это его самого конвоировали. Василий молча отступил за обочину.
Поравнявшись с ним, Воронкин деланно усмехнулся. Ангуразов посмотрел равнодушно, отвел взгляд. Так полагалось: нельзя показывать, что знаком с человеком, навлекать на него подозрение…
Четверо скрылись под берегом. И тогда Ганько понял, что его тоже вели под конвоем. Васька Хохла, карманника. А Василий Ганько, лесоруб, смотрел вслед, навсегда с ним прощаясь. А прощаться всегда невесело!
В левой половине барака освободились три койки. Но не просторнее стало от того, а пустыннее.
— Я думал сначала, ты насчет этого дела подался, — глазами показал Стуколкин в угол, где спали Воронкин и Ангуразов. — Витька выручать…
— Точно — туда и ездил, — сказал Ганько и приготовился услышать позорное слово „легавый“. Но Стуколкин только усмехнулся;
— Свисти больше! Они по утрянке уже сюда выехали, до Сашкова восемьдесят три, да тут тринадцать!
— На полдороге навстречу попались. Шофер кричит: автоинспектор едет… А я внатуре у начальника милиции был, Никола…
Стуколкин не спросил зачем. Не обозвал легавым. Поинтересовался только:
— Ну, и что Витёк?
— Не знаю…
— Выходит, сдал-таки он Шебутного?
— Похоже, что сами они раскопали. Толковал мне начальник: окно в тамбур выстеклили и… расписались… — Василий показал растопыренную пятерню.
— Не такой дурак Шебутной, — усомнился Стуколкин.
— Они после замок на тамбуре сбили, чтобы от окна отвести. Да, понимаешь, дверь поленом заклинило. Ну, оперативники и догадались, в чем дело…