Это случилось в тайге (сборник повестей)
Шрифт:
Тот посмотрел на нее, смешливо выпятив нижнюю губу.
— Жалко, что ли? — И вдруг посерьезнел, начиная понимать, что за просьбой Светки и Наташкиной растерянностью скрывается нечто большее, чем девчоночьи выдумки да фантазии. Но все-таки позволил себе пошутить. — А тебя что, клопы дома заели?
— Она хочет насовсем из дому уйти, дядечка! — испуганно объяснила Наташка.
Суда рев долго молчал, словно забыв о девушках. Мыл руки, потом усердно разминал папиросу. Прикурив, вплотную подошел к Светке и спросил;
— С
Сдерживая слезы, Светка с шумом втягивала через нос воздух. Не поднимая глаз, ответила одним-единств венным словом:
— Отец…
Филипп Филиппович прошелся по комнате, прямо на пол стряхнул с папиросы пепел.
— Видишь ли, отцов, мы не выбираем. И поэтому чуть ли еще не в Библии сказано, что дети за их грехи не отвечают. Да и как ты можешь судить о том…
— Нет, — перебила его Светка. — Вы не знаете. Я ходила в больницу и… Следователь там…
Она смешалась, а Сударев невесело усмехнулся:
— Н-да…
— Так… можно я у вас? Пока на работу?
— Пока Наташка на стол накроет, а ты вымой лицо. Там видно будет.
— Значит, нельзя?
— А при чем тут можно или нельзя? Садись есть, а потом вместе решим что и как.
— Я решила, — упрямо сказала Светка.
За стол она сесть отказалась. Впрочем, и Филипп Филиппович ел нехотя, словно тянул время. Отодвинув тарелку, забарабанил пальцами по ее краю, вздохнул.
— Решила! — передразнил он девушку. — Легко сказать. Тут ни один суд и ни один бог сразу не решат.
— Если не хотите меня пустить, я у кого-нибудь другого перекочую.
— Дура, — бросил через плечо Сударев. — Если бы сложность заключалась в этом… Эх, Светлана, Светлана!
Но Светка никогда не любила жалости посторонних.
— Может, я и дура, Филипп Филиппович, — без обиды, но представляясь обиженной, сказала она, — но кое-что я понимаю, не думайте. Как я смогу жить с отцом, если… Ну, когда презираешь? Может, он еще хуже что делал, но того я не знала. По-вашему, я должна притворяться, что уважаю? Да? А если мне это противно?
— Тяжелый случай, — поморщился Сударев. — Не знаю, что тебе и сказать.
— А я не нуждаюсь, чтобы говорили.
— Не ершись, Светлана. Пойми, за твою судьбу отвечает не один отец. Раз ты пришла ко мне, я тоже отвечаю. И даже Наташка. Вот и ищем, как лучше. И еще многие искать будут, хочешь ты этого или не хочешь.
— Мне бы только на работу устроиться.
Он покачал головой.
— Самое простое решение, что и говорить. А о том ты не вспомнила, что тебя одиннадцать лет учили…
— С одиннадцатилеткой теперь тоже на производство идут!
— Верно. Но ты настраивалась на другое, я же знаю. И будешь считать, что тебе изломали жизнь. Не работать станешь, а зарабатывать. Влачить существование, как говорили раньше. Верно?
Ответа не последовало. Девушка сидела опустив голову и рассеянно перебирала складки на подоле
— Верно? — переспросил Сударев.
— Н-не знаю.
— Знаешь, что верно.
— Я на заочное отделение пойду, Филипп Филиппович, — неуверенно пообещала Светка.
Заслонив сутулой спиной окно, Сударев рассеянно следил за потяжелевшими от густоты закатного цвета облаками. Ветер, по воле которого плыли они невесть куда, заставлял гнуться вершинки голых рябин. Росли они на изломе косогора, поэтому казались забравшимися высоко в небо, и думалось, будто это не ветер, а тяжелые облака, задевая их, наклоняют долу.
Неожиданно Филипп Филиппович повернулся.
— Так вот что, Светлана. Возвращаться домой неволить тебя не стану. Сама со временем разберешься. Но относительно остального сделаем так… — он испытующе посмотрел на девушку, — будешь кончать школу и жить у нас. Места… ну и всего остального хватит. А потом, если не передумаешь, поедешь вместе с нами в Москву поступать в институт.
— Филипп Филиппович…
Сударев ободряюще улыбнулся Светке. И, догадываясь, что подругам куда проще с глазу на глаз разбираться в происшедшем, снял с вешалки пальто, не торопясь влез в рукава.
— Ты куда, дядечка? — удивилась Наташка.
— Пойду… — он придумывал, куда бы ему пойти. — К Павлу Васильевичу обещал. К Рогожеву. Надо ему помочь полы перебрать…
Во дворе он тяжело вздохнул и вполголоса чертыхнулся — выкинула номер девчонка, голова кругом идет! В самом деле, стоит сходить к Павлу Рогожеву, вместе пораскинуть мозгами. Придерживая — чтобы не брякнула — калитку, вышел со двора и машинально поднял воротник, будто его до костей пробирал холод.
А вечер был теплым, несмотря на то что вершины редких деревьев все еще покачивало, что кое-где еще лежал снег, каким-то образом умудрявшийся днем прятаться от солнца. И Филипп Филиппович вспомнил, что это последняя его весна в Сибири, и пожалел, что последняя.
— Понимаешь, грустить начинаю, когда подумаю об отъезде, — пожаловался он Рогожеву, скидывая пальто и высматривая гвоздь, чтобы его повесить.
— А зачем тебе уезжать? — поднялся Павел навстречу гостю. — Дров полная тайга, спирту в райпо хватает. Нет, без шуток? Что не нравится?
— А тебе все нравится?
— Так я никуда уезжать не собираюсь. — Рогожев посерьезнел. — Если что не нравится — уехать проще всего. Только получается, будто жил в доме, а полов не наладил. Вот как я, — он улыбнулся, глазами показывая на черные трещины между половицами.
— Я затем и пришел, — не поняв или не желая понимать иносказания, кивнул Филипп Филиппович.
— Пол перестлал, — глядишь, новое дело есть. Потолок вроде поштукатурить надо, — Павел, будто и впрямь соображая, что надлежит сделать еще, обвел взглядом комнату, — стены обоями оклеить… А там — опять что-нибудь… Н-да, уехать проще всего.