Это случилось в тайге (сборник повестей)
Шрифт:
Фельдшер испуганно попятился — на него, засовывая руки в карманы, грудью наступал Стуколкин.
— Да вы что, ребята?
— Рви когти, сука! Ну?
Тогда он, не спуская испуганного взгляда со Стукол-кина, поймал за ремень лежащую на полу сумку и, продолжая пятиться, нащупал ногой порог. Не закрытая Настей дверь с грохотом захлопнулась за ним.
— Вот потрох подлючий! — выругался Шугин. — Девку ни за что обидел. Посмотри, куда она убежала…
Отворив дверь, Стуколкин увидел уже взгромоздившегося в
— Шпана тюремная, хулиганье! Начнется гангрена — я пальцем не шевельну!
Опираясь рукой на перила, Стуколкин легко перемахнул через них. Фельдшер испуганно подскочил в седле, ударив коня каблуками. Конь с места перешел в рысь.
— Настя! — лесоруб рупором сложил ладони. — Настя! Витек зовет!.. На-стя..
Отозвалось только эхо.
Он вернулся к товарищу, беспомощно развел руками:
— Не видать.
Шугин, глядя на опять закровоточившую рану, жадно глотал папиросный дым.
— Дела!
Стуколкин вздохнул и снова отправился искать девушку. Повернув за угол барака, он услышал приглушенные рыдания за следующим углом. Обогнув его, увидал вздрагивающие плечи Насти. Лицо она прятала в сцепленных руках, опираясь локтями о стену.
— Брось! — несмело, словно это он обидел ее, сказал Стуколкин. — Брось, слышишь? Турнули мы его, гада. Иди, перевяжи Витьку ногу… Слышишь, Настя?
Девушка продолжала всхлипывать.
— Брось, не обращай внимания!
— Могут подумать, что я нарочно… Какой-то гадостью… А про дождевик… в лекарственнике написано даже… Народное средство…
Слова перемежались неудержимыми рыданиями.
— Да плюнь ты на этого гада! Все же видели — сразу кровь остановилась. Пойдем. Ногу-то перевязать надо, а я не умею…
— А фельдшер?
— Говорю, шугая мы ему дали!
Она все еще недоверчиво, с опаской оторвалась от стены. Рукавом вытерла слезы.
— И ногу не перевязал?
— Не позволил ему Витёк… Тебя ждет…
Очертание тонких губ Шугина изменила необычная улыбка, когда он увидел девушку. Лицо просветлело, потеряло всегдашнюю презрительность.
— Шурнули лекпома. Чуть в окошко не выскочил. Ты завяжи мне копыто да присыпь своим порошком, а? Разбередили…
— Может, другим чем? Или — простую повязку? — забеспокоилась она.
— Давай свой дождевик. Лекарство правильное.
На новый белоснежный бинт падали слезы, не оставляя следов. Настя все еще не могла успокоиться.
— Не знает он ничего, а говорит. И дождевик и тысячелистник кровь останавливают. Но пыхалка лучше, честное слово!
— Молодчик! — похвалил ее Стуколкин, оглядев наложенную повязку. — Назначаем тебя заведующей медпунктом…
— Не треплись! — оборвал раненый. — Спасибо, Настя. Ловко сработала.
Вечером, когда в барак вернулись остальные
— Слушайте, вы! Если какая тварь протянет лапы к девчонке или не придержит язык — припорю!
Настя не слыхала этих его слов, и никто не передал их ей. Но она угадала каким-то внутренним чутьем, что подобное кем-то сказано. Безразлично кем и безразлично какими словами. Она угадала смысл сказанного по взглядам, которые перестали раздевать, по обрываемым при ее приближении громким разговорам.
Слово Виктора Шугина было законом для остальных. Никто не выбирал его в законодатели, но никто не посмел бы усомниться в его праве приказывать. Ни один из четверки. Даже Воронкин.
Усомниться в этом мог только сам Виктор Шугин. Сам Витёк Фокусник.
По неписаным правилам людей, называюших себя «преступным миром», Витёк опирался на мрачную славу «вора в законе», дерзкого, не желающего ни перед чем останавливаться, скорого на расправу при сведении счетов.
— Правильный босяк! — уважительно говорили о нем такие, как и он.
— Ну и разбойник! — качал головой Фома Ионыч.
Шугин в таких случаях делал вид, будто не слышит.
Улица в огромном городе, где он родился и рос, имела два названия. Одно было написано под номерными знаками немногочисленных домов. Старожилы именовали ее по-своему, Козьим Болотом.
Витька Шугин рос до одиннадцати лет в семье, где слова «уличный мальчишка» произносились с брезгливостью. На двенадцатом году Витькиной жизни семья распалась. Отец ушел к другой женщине.
Он хотел взять Витьку, но мать оставила сына у себя. Поступила работать на механический завод.
Козье Болото засосало мальчишку. Сразу за дверью, на гулкой парадной лестнице, он забывал все, что внушалось ему с пеленок. Он стыдился показаться улице таким, каков был дома. Делал все, чтобы улица не заподозрила в нем того Витеньку, которого целовала мать, уходя на работу, и крестила бабка, провожая в школу.
Школе он предпочитал Козье Болото.
Огороженный забором пустырь в конце улицы стал первым классом Витька Фокусника, когда Витька Шугин решил, что ради него стоит поступиться шестым классом школы.
На пустыре играли не только в футбол и в пристенок по двугривенному. За сараем частенько резались в буру или стосс. Ребята немногим старше Витьки по возрасту, называвшие Витьку пацаном, пили водку, хвастались пачками денег. Он далеко не все понимал из разговоров на блатном жаргоне, именуемом «феней», но кое-что уже умел понимать. Непонятное угадывал или строил о нем догадки, завидуя посвященным.
У Козьего Болота имелись свои легенды, свои герои. Он знал клички героев: Косой, Витька Поп, Настырный. Он встречал, видел этих героев.