Это всё из-за тебя
Шрифт:
И эта фраза выбивает дух. Я помню, как она была сказана ранее. Возвращает меня в школьные годы. Десятый класс. Последний год, когда Сомов был ещё в школе.
– Почему ты, блять, пытаешься всем понравиться? – со злостью выдает Кирилл. – Угождаешь каждому, но ничего не делаешь для себя?
– С чего ты взял? Мне нравится то, что я делаю.
– Тебе нравится быть прислугой в церкви? Быть на побегушках? Стоять эти ебучие службы?
–
– Только ты давно не ребенок, Аня. И все равно делаешь так, как угодно кому-то, но не тебе. Даже с этим ебаным Костей ты подружилась только потому, что родители настояли. Делаешь все, что ему угодно. – выплёвывает так, будто ему мерзко. Мерзко не только по отношению к нему, но и ко мне. Я ему мерзка. Это понимание больно ранит. – Разве тебе мало было моей дружбы? Я никогда не просил что-то делать для меня. В этом причина, что ты меня не замечаешь, аленький цветочек? – подходя вплотную, с какой-то необъяснимой злостью выговаривает Кирилл мне в висок. Но в этом же я улавливаю другое. Как ломается его голос, как каждая фраза ему даётся с трудом. Как часто он сглатывает. Как дрожит, хоть и на улице май месяц.
С того самого разговора я больше не видела Кирилла Сомова. Кто говорил, что он уехал. Кто говорил, что перевёлся в другое место. Но больше мы не общались. И сейчас это упоминание болью отзывается внутри меня.
Ну зачем ты так? Зачем мучаешь?
Воспоминания комом в горле отзываются. Пелена застилает глаза. Не плакать. Нельзя позволить ему видеть мои слезы. Хотя очень хочется обнять себя руками и разрыдаться. От бессилия. От того, что он делает. От того, как сильна его ненависть ко мне. За что?!
Господи, как пережить этот год? Как?
Отвлекаюсь от воспоминаний, когда приходит ещё одно сообщение такого же содержания.
Мое фото и его подпись.
Кирилл Сомов: «Разве монашкам можно такое носить? Если так, то я готов записаться в послушники.»
С этим заявлением увеличиваю фотографию. Ничего криминального. Джинсовая юбка по колено и футболка. Открытыми остаются руки и ноги. К чему прицепился?
Анна Бурцева: «Прекрати мне писать. Ты меня отвлекаешь!» наконец набираюсь смелости и отвечаю.
Кирилл Сомов: «Если бы я тебя отвлекал, то ты бы не смотрела на мои губы.» читаю наглое сообщение и оставляю его без ответа.
Кирилл Сомов: «Хочешь, чтобы я тебя поцеловал?» прилетает следом сообщение. И от этого нахального сообщения я теряюсь. К щекам приливает краска. Мне кажется, сейчас я красная, как вареный рак. А губы жжет так сильно, будто обожгла их о горячее. Боже.
Кирилл Сомов: «Перестань сминать свои губы. Настолько не терпится?! Подожди до перемены.» приходит ещё одно сообщение.
Боже, что он творит?! Что он вообще себе позволяет?! Как смеет о таком говорить?! Боже... От одной мысли я чувствую себя грязной и опороченной им.... Боже... Он ведь ничего не сделал. Просто написал. Просто... Он ведь даже рядом не находится? Сидит в третьем пролёте, на самом последнем ряду. Но почему мне так паршиво от этих слов?!
Закрываю глаза и перевожу дыхание. Стараюсь урегулировать сердцебиение, которое по всем показателям улетело за пределы, и его точно нужно реанимировать дефибриллятором. Или чем там возвращают к жизни пациентов скорой помощи.
Анна Бурцева: «Ты... Ты как смеешь такое говорить?!» отправляю наглецу.
Кирилл Сомов: «Смею. Это же не я пытаюсь всем нравиться. Я плохой мальчик, помнишь ещё, аленький цветочек?! Кстати, ты не изменилась. Все такая же наивная.» читаю и не берусь комментировать его слова. Просто игнорю.
И вспоминаю, что говорила сама себе перед парами.
Не ведись на провокации. Игнорировать. Полностью. Не замечать. Только по делу.
Анна Бурцева: «Продолжишь мне писать, заблокирую.» отправляю в надежде, что подействует. Хотя с Сомовым это вряд ли прокатит. Но всё же я искренне стараюсь верить в его благоразумие. Но ошибаюсь в тотчас, когда прилетает ответ.
Кирилл Сомов: «Только попробуй!!!» приходит от него явно самое агрессивное сообщение из всех. Хорошо, в письме нельзя уловить эмоции. Это тебе не голосовые. Там все можно разобрать на буквы и эмоции. Вплоть до самого голоса. А на печатных буквах этого не отражается. Но, зная Кирилла, в это сообщение он явно вкладывает агрессию и злость.
Анна Бурцева: «Сомневаешься?» отправляю это с дерзостью и некой провокацией, что ли. Самой почему-то смешно становится.
Кирилл Сомов: «Да.» подтверждает мои мысли Кир. И я делаю то, что раньше бы никогда не сделала. Отправляю в черный список его контакт. И ухмыляюсь самой себе. Боже, оказывается, это приятно – что-то сделать назло кому-то, но в угоду себе. Может, и прав был Кир, что я постоянно наступала себе на горло в угоду другим?!
Нет. Это точно не правда. Я всегда действовала так, как хотела. Всегда слушалась родителей и делала всё, чтобы их не расстроить. Это нормально и правильно.
И, оборачиваясь, с довольным лицом смотрю в упор на Сомова, который строчит что-то в телефоне и хмурится. А затем слышу негромкое, но отчётливо разборчивое по губам и его эмоциям.
– Блять! – швыряет на стол телефон, натужно дышит и оборачивается в мою сторону с таким озверевшим взглядом, что мне поистине становится страшно. Я его боюсь. Боюсь вот этого Кирилла Сомова. С его бездонной чернотой глаз. С пляшущими в них чертиками. С его опасными чертами лица и стиснутыми кулаками. Напряжёнными руками и шеей, где крупная синяя венка пульсирует, точно в битве не на жизнь, а на смерть.