Это все придумали люди
Шрифт:
– Откуда ты его знаешь? – опять спросил Хендрикс с той же интонацией. Холодной, требовательной. Недовольной.
– Из прошлой жизни.
– Ты хочешь сказать, что встречалась с ним, пока жила целиком в реальности? – вскинулся Гарри.
Мне показалось, что в глазах у него мелькнуло плохо скрываемое любопытство.
– Да.
– И как долго он может там находиться?
– Долго, – я невольно вздрогнула, вспоминая, чем для него было это «долго». – По многу часов подряд.
Я услышала, как Гарри торжествующе прошептал: «Я же говорил!». Ларс и Хелен обменялись удивленным взглядом.
– Как же ему это удается? – поинтересовался Хендрикс все тем же холодным тоном.
– С трудом, – ответила я честно. И тут сказала то, чего совершенно
– И зачем же ему там находиться? – прищурился Макс.
Я встретилась с ним взглядом. У него были непроницаемые, холодные глаза компьютерного игрока.
– А зачем вам нужно это знать?
Макс первым отвел взгляд, но не сдаваясь, а как будто просто выискивая новую точку для атаки.
– Затем, – ответил вместо него Хендрикс, – что ты не совсем понимаешь правила игры, как нам кажется.
– Какие правила?
– Пространства не терпят сильных эмоций. Я говорил тебе об этом. Да ты, наверное, и сама это уже успела заметить. Если ты продолжишь в том же духе, ты можешь просто разрушить весь этот мир. И тогда все, кто в нем живет, погибнут. Все. Он – тоже.
Мне стало холодно.
– Здесь нельзя любить, – тихо сказал Ларс. – Возьми себя в руки, детка. Это не шутки.
V. Гарри
Мало кто находит выход, некоторые не видят его, даже если найдут, а многие даже не ищут.
Льюис Кэрролл. Алиса в стране Чудес
Музыка спасет мир. Не говорите мне, что это не так. В конце концов, я и сам каждый день понемногу его спасаю. В основном – при помощи музыки.
Мы в офисе никогда не делили между собой сферы деятельности – это получилось случайно. Просто у всех нас были свои интересы – и постепенно мы стали своеобразными экспертами, каждый в своей области. Когда Макс возвращался после очередной вылазки в реальность – бледный, покрытый испариной и трясущийся в ознобе – мы разбирали то, что он притащил, расходились по комнатам и там узнавали, что еще успело придумать больное сознание человечества. Иногда мне становится любопытно, стали бы режиссеры снимать фильмы ужасов, если бы знали, что каждый придуманный ими монстр однажды воплощается в плоть и кровь? Я надеюсь, что нет. Но до конца не уверен.
Вся «макулатура» доставалась Хелен. Она любила читать – поэтому на ее долю приходились все новые книги, от интеллектуальных бестселлеров до бульварных любовных романов. Мне всегда казалось это довольно жестоким – как книголюб с хорошим вкусом, Хелен должна была куда сильнее страдать от всей той чуши, которую ей приходилось прочитывать, чем любой из нас. Но она никогда не жаловалась. Хелен вообще никогда ни на что не жаловалась.
Макс предпочитал компьютерные игры. Он был геймером в прошлой жизни – и остался в этой, превратив, в конечном итоге, свое увлечение в совершенно невероятные способности. Пока к нам не пришла Элис, я считал Макса самым талантливым из известных мне операторов. У него был очень быстрый ум, ориентирующийся в любой ситуации и мгновенно находящий решение и выход. Охотники любили ходить с ним больше всего – и я их понимал. Я видел несколько раз, как Макс играл, погружаясь и в те придуманные миры целиком, как будто в этот момент его разум перемещался по другую сторону экрана, пока тело оставалось на месте. И таким же сосредоточенным становилось его лицо, когда он вел кого-нибудь. Потому что пространства были для Макса еще одной игрой.
Специалистом в области кино считался Ларс – быть может, потому, что из нас всех он единственный мог не моргнув глазом просмотреть три хоррора и пару боевиков подряд и не сойти при этом с ума. Иногда к Ларсу во время просмотра присоединялся Гектор – но за психику последнего не стоило беспокоиться. Иногда я сомневался, есть ли вообще у Гектора психика. Хелен считала, что есть. Ларс это категорически отрицал. Макс утверждал, что это вообще не имеет никакого значения.
Единственным из нас, кого миновал нескончаемый
В реальности меня интересует только одно. Музыка. Я знаю, что все в офисе посмеиваются над моим увлечением – но они просто не понимают, как сильно музыка влияет на сознание человечества. Много ли фильмов смогло настолько изменить культуру, как это сделали в свое время самые разные исполнители? Нет. Более того, без музыки и сами фильмы не смогли бы воздействовать на зрителя так, как они делают это сейчас. Музыка есть во всем. Кинематограф, мультипликация, реклама – везде звуковой ряд имеет не меньшее значение, чем визуальный. И не говорите мне про немое кино. Во время его сеансов в зале всегда играли музыку. Живую, между прочим.
Если бы мне дали волю, я бы круглыми сутками лежал у себя в комнате – и слушал. Даже в пространстве офиса я всегда оставлял наушник в одном ухе – без музыки в голове я просто не могу думать. Не говоря уж о том, чтобы общаться с другими людьми.
В офисе никто не понимал меня до того момента, пока к нам не пришла Элис. Я очень удивился, когда она постучалась ко мне в первый раз и спросила, не против ли я, чтобы она послушала что-нибудь вместе со мной. Я не возражал. По правде сказать, мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь еще оценил звучание моего проигрывателя, но до сих пор желающих не находилось. Когда-то давно, во время одной из немногих своих самостоятельных вылазок в пространства, я набрел на маленький, но очень любопытный музыкальный магазинчик. Проторчал я там целую вечность – возможно, даже в буквальном смысле – и вернулся в офис, притащив на себе проигрыватель и чуть ли ни центнер пластинок. Отыскать потом этот магазин мне так и не удалось, и с тех пор я мучал Макса, заставляя его в реальности искать места, где можно раздобыть приличный винил. Макс морщился и ворчал – но без пластинок не возвращался. У меня было подозрение, что он просто совмещал приятное с полезным и что вместе с пластинками он нашел способ добывать кое-что еще. Но я никогда не спрашивал его об этом. В общем-то, мы все знали, каким образом Максу удается так долго находиться в реальности – и не нам следовало его за это осуждать. У каждого есть свой секрет. Даже если о нем все давно уже знают.
Я так и не понял, разбиралась ли Элис в музыке или просто приходила ко мне послушать. Я ставил на пробу самые известные альбомы и раритетные пластинки, но она реагировала совершенно одинаково. По правде сказать, она только сидела на моей кровати абсолютно неподвижно несколько часов подряд, после чего благодарила меня, вставала и уходила. Иногда меня так и подмывало спросить Элис, зачем она это делает, но всякий раз я сдерживался. Она тоже имела право на свой секрет.
Даже если о нем все давно уже знали.
***
Так повелось, что наши комнаты оставались неприкосновенным личным пространством каждого. В них не стоило заходить без разрешения, никто из нас не позволял себе вломиться без стука или, того хуже, искать что-то в отсутствие хозяина. Тем не менее, мы все отлично знали, чем каждый занимался в свободное от работы время. Никто из нас не входил без спроса – но мы все порой звали друг друга в гости. Каждый мог полюбоваться на картины Хендрикса или коллекцию кукол, которые делала Хелен. Ларс и Макс были совершенно бездарны в области изобразительного искусства – но все знали, что один изучал классическую немецкую философию, а второй писал какой-то сложный компьютерный алгоритм. Что должен делать этот алгоритм, никто, кроме Макса, понять не мог – но его это совершенно не волновало. Как и в моем случае, увлечение Макса не требовало публики.