Это все придумали люди
Шрифт:
Здесь, под гнетом своих десяти тысяч мегатонн, я была настоящей. Я могла сколько угодно бегать в пространствах, строить их, соединять, создавать, разрушать. Все это было прекрасно и замечательно, и все это не имело никакого отношения к жизни. К моей жизни. Я жила сейчас. Мучительно, продираясь сквозь каждую минуту, но жила. Это стоило тысячи лет бессмысленного существования.
И я начала догадываться, почему Сандр поступил, как последняя сволочь, по отношению к своему брату.
Возможно, когда
Возможно, когда жизнь вдруг предлагает такой огромный кусок самой настоящей реальности, от него сложно отказаться.
Возможно, когда ты уже мириады не случившихся лет ничего не чувствуешь, ты просто разучиваешься контролировать свои чувства. Сейчас я хорошо это понимала.
Листья срывались с деревьев и с душераздирающим грохотом падали на землю. Как же он все это терпел? Я бы не то что девушку увела. Я бы кого-нибудь убила в конце концов.
Справа от меня раздались шаги. Невероятно тихие. Их никто больше не смог бы различить. Но я слышала. Я слышала, как камешки гравия трутся друг о друга. Как пыль, придавленная подошвой, смещается, образуя невидимые никому следы.
Он сел рядом. Очень осторожно. Деревянные планки скамейки сдвинулись на пару миллиметров.
– Привет, – сказал Сандр. В голове зазвенело.
– Привет, – ответила я, не открывая глаз. Все-таки так было чуть проще.
Мы помолчали.
– Возьми, – сказал он наконец.
Я приоткрыла глаза. Свет ослеплял. Сандр протягивал на ладони две маленьких желтых таблетки.
– Что это? – с некоторым подозрением спросила я.
Может быть, он хотел меня отравить? Чтобы я больше не мучилась?
– Нош-па, – усмехнулся он.
Невероятный человек. Я не могла даже представить, что делает с его головой такое движение лицевых мышц.
– Помогает? – спросила я недоверчиво.
– Немного. И не очень надолго. И если принимать не очень часто.
Я поморщилась.
– Возьми, пожалуйста. Ты вся зеленая.
Я послушно взяла таблетки и проглотила их. Запить было нечем, горечь во рту обжигала – но сейчас это не имело никакого значения. Если это хоть сколько-нибудь могло помочь…
Сандр наблюдал за моими мучениями, никак не комментируя. Возможно, он не хотел лишний раз травмировать мою голову. Или свою. А может, ему просто нечего было сказать.
Но я хотела с ним поговорить, и это стоило моей и его головы.
– Если я спрошу тебя, почему ты ушел четыре года назад, это будет очень глупо? В сложившихся обстоятельствах.
– Нет. Это будет разумно. Особенно в сложившихся обстоятельствах.
– Я слушаю.
Он вздохнул. Мне стало как будто чуть лучше. Падающие листья уже не так страшно грохотали.
– Я видел, что ты все больше рискуешь тоже попасть… туда. Моя близость к тебе
Я прикрыла глаза. Ну да. Вот оно. Типичное самопожертвование.
– Ты не мог мне все рассказать?
– Нет. Это бы только все ускорило.
Я задумалась.
– Наверное, это все равно было бы лучше. Чего ты добился в результате? Четыре довольно неубедительных года. Я совсем не уверена, что их стоило проживать. И все равно в результате я здесь. В смысле, там.
Он молчал. Я слегка повернула к нему голову и приоткрыла один глаз, чтобы увидеть его лицо. Сандр смотрел на свои руки, сложенные между коленей.
– Я знаю, – ответил он. – Но попробовать стоило.
Мы еще помолчали.
Голова почти прошла. Нет, конечно, она все еще болела, но это было ничто. Незаметная маленькая боль.
– Я, наверное, пойду, – сказала я, потому что теперь вместо головной боли на меня давило его молчание, и я не могла больше это терпеть. – Я хочу воспользоваться моментом и подумать немного, пока это возможно.
Он понимающе кивнул, все еще глядя на свои руки.
– До встречи… где-нибудь, – неуверенно сказала я, поднимаясь со скамейки.
Он снова кивнул, и я пошла. Листья тихо шуршали по гравию дорожки, как им и полагалось.
Вот и все. Все свидание после четырех лет, после невероятно долгих четырех лет, которые я провела в провальных попытках все забыть. И теперь, встретив человека, которого я на самом деле ждала все это время, я сказала, что пойду – и ушла. Кто сказал, что чужая душа потемки? Это своя душа потемки. Причем непроглядные.
Я побрела по бульварам, не особо заботясь о том, куда иду. Зашла в Макдональдс на Пушкинской, в котором стояли компьютеры, и написала письмо родителям, что я долетела и со мной все в порядке, но связываться с ними смогу только по почте. Телефон, как и все мои вещи, так и остался лежать в бостонском аэропорту. Наверное, мои чемоданы уже обыскали саперы, кинологи и разные прочие инстанции. Мне стало любопытно, и я зашла на сайт аэропорта. Ну да, так и есть. На несколько часов аэропорт оцепили. Приносим свои извинения. Бедные пассажиры.
Немного подумав, я написала письмо Мишке. Первым делом, попросила его ничего не говорить моим родителям. Я надеялась, что он не позвонил им сразу же после моего появления – вернее, повторного исчезновения. Я не знала, что он думал и чувствовал по этому поводу, но вряд ли это были приятные мысли. Поэтому, немного подумав, написала ему, что вела себя и продолжаю вести себя с ним абсолютно непростительно, и не могу даже дать обещания, что больше не буду себя так вести. И что мне очень стыдно.