Этот неподражаемый Дживс
Шрифт:
При мысли о такой перспективе у меня радостно забилось сердце, но я ответил:
– Нет, я уверен, что они не пали жертвами ужасной катастрофы.
Про себя я подумал, что Юстас – сам хуже любой катастрофы, да и Клод ему под стать, но вслух ничего не сказал. В конце концов она отчалила, так окончательно и не успокоившись.
Когда вернулись близнецы, я тут же им все высказал. Сколь ни соблазнительна перспектива довести дядю Джорджа до инфаркта, хватит в открытую шляться по Лондону, где их могут встретить знакомые.
– Но послушай, старичок, – возразил Клод. – Ты сам-то головой подумай.
– Совершенно исключено! – поддержал его Юстас. – Для нас это жизненно необходимо, – сказал Клод.
–
Мы должны свободно порхать, как птички – туда-сюда.
– Вот именно, – сказал Юстас. – Сперва туда, потом сюда.
– Но черт бы вас побрал…
– Берти, – укоризненно сказал Юстас. – Умоляю тебя, не надо при детях!
– С другой стороны, его тоже можно понять, – сказал Клод. – Думаю, что лучший выход из положения – купить средства маскировки.
– Гениально! – сказал Юстас, с восхищением глядя на брата. – Первая путная мысль, которую я от тебя услышал за долгие годы нашего знакомства. Уверен, что ты не сам до нее додумался.
– По правде говоря, мне ее подсказал Берти.
– Я?
– На днях ты рассказывал про Бинго Литтла – как он нацепил фальшивую бороду, чтобы дядя его не узнал.
– Вы воображаете, я допущу, чтобы у двери моей квартиры то и дело появлялись два бородатых урода?
– Что ж, он прав, – согласился Юстас. – Хорошо, пусть будут бакенбарды.
– И фальшивый нос, – сказал Клод.
– Верно, и фальшивый нос. Ну вот, Берти, старина, надеюсь, тебе стало легче. Нам не хочется доставлять тебе ни малейшего беспокойства во время нашего краткого пребывания в твоем доме.
Позже, когда я кинулся за утешением к Дживсу, он сказал что-то насчет горячих молодых голов. Никакого сочувствия.
– Хорошо, Дживс, – сказал я. – Пойду прогуляться по парку. Будьте добры, принесите мне мои итонские гетры.
– Хорошо, сэр.
Дня через два, незадолго до пятичасового чая, ко мне вдруг пожаловала Мэрион Уордор. Прежде чем сесть, она с опаской огляделась.
– Надеюсь, ваших кузенов нет дома? – спросила она.
– Слава богу, нет.
– Тогда скажу вам, где они сейчас находятся. У меня в гостиной, злобно таращатся друг на друга из противоположных углов комнаты и поджидают, когда я вернусь. Берги, пора положить этому конец.
– Вам, как я понимаю, приходится много времени проводить в их обществе?
В эту минуту Дживс принес нам чай, но несчастная девушка была так измучена, что не стала дожидаться, пока он выкатится из комнаты, а продолжала изливать душу. Вид у бедняжки был совершенно затравленный.
– Я шагу не могу ступить, чтобы не натолкнуться на одного из них, а то и на обоих вместе, – сказала она. – Как правило, на обоих. Они теперь повадились приходить вдвоем: усядутся с мрачным видом по разным углам, кто кого пересидит. Вы не представляете, какая это мука.
– Представляю, – с сочувствием сказал я. – Очень даже представляю.
– Но что же мне делать?
– Ума не приложу. Велите горничной говорить, что вас нет дома.
Она подавила нервную дрожь:
– Пробовала. Они уселись на лестнице, и я весь
– Чувствуется, вы произвели на них сильное впечатление.
– Ох, и не говорите. Теперь они дарят мне подарки. Во всяком случае, Клод. Вчера вечером он настоял, чтобы я приняла от него этот портсигар. Пришел ко мне в театр и не уходил до тех пор, пока я не согласилась. Надо признать, очень недурная вещица.
Вещица и вправду была недурна. Массивная золотая штуковина с брильянтом посередине. У меня возникло странное чувство, будто я что-то очень похожее где-то видел. Оставалось только гадать, где Клоду удалось раздобыть денег на такой дорогой подарок.
На следующий день была среда, предмет обожания был занят в дневном спектакле, и близнецы оказались, что называется, свободны от вахты. Клод надел бакенбарды и пошел прогуляться в Херст-Парк, а мы с Юстасом сидели в гостиной и болтали. Вернее, говорил он, а я молил бога, чтобы он тоже куда-нибудь слинял.
– Что может быть прекраснее на свете, Берти, – говорил он, – чем любовь добродетельной женщины. Иногда… Господи! Что это?
Мы услышали, как дверь в квартиру открылась, и в прихожей зазвучал голос тети Агаты. Голос у тети Агаты очень высокий, пронзительный, и в первый раз в жизни я поблагодарил за это создателя. В нашем распоряжении оставалось всего две секунды, но Юстасу этого оказалось достаточно, чтобы юркнуть под диван. Вторая туфля скрылась под диваном в то самое мгновение, когда тетя входила в комнату.
Вид у нее был озабоченный. Мне в те дни казалось, что у всех на свете озабоченный вид.
– Берти, что ты собираешься делать в ближайшее время? – спросила она.
– Я? А что? Сегодня я ужинаю с…
– Нет, я не имела в виду сегодня. Ты свободен в ближайшие дни? Ну конечно свободен, – продолжала она, не дожидаясь моего ответа. – Ты же никогда ничего не делаешь. Вся твоя жизнь протекает в праздности и… впрочем, мы поговорим об этом позже. Я пришла сказать, что ты должен поехать на несколько недель в Харрогит [41] с несчастным дядей Джорджем. Чем скорее вы туда отправитесь, тем лучше.
41
Харрогит – фешенебельный курорт с минеральными водами в графстве Йоркшир.
Это была последняя соломинка, и я взвыл, как верблюд с переломленным хребтом. Дядя Джордж волен ехать куда ему заблагорассудится – но при чем здесь я? Я попытался ей это втолковать, но она и слушать не стала.
– Берти, если в твоем сердце осталась хоть капля сострадания, ты сделаешь то, о чем я тебя прошу. Бедный Джордж только что пережил страшное потрясение.
– Как, еще одно?
– Только полный покой и тщательный врачебный уход могут вернуть его нервную систему в нормальное состояние. В прошлом минеральные воды в Харрогите приносили ему заметное облегчение, и он решил снова туда съездить. Его нельзя отпускать одного, и я решила, что сопровождать его будешь ты.