Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории
Шрифт:
— Если верить Баксу… — Ввязавшись в эту баталию, мне ничего не оставалось, кроме как идти до конца, вне зависимости от последствий. Следует принять во внимание еще сотни и тысячи разбитых сердец.
Внезапно наши рты перестали справляться со словами, и мы принялись жевать, хрустеть, чавкать и глотать. С того места, где я сидел, острый профиль Шэрон Крауд резко выделялся на фоне бетонного портика Южного Банковского университета, неумолимо и безжалостно выступавшего вперед. Оба фасада не создавали ощущения контраста; на небольшом подбородке Шэрон Крауд красовалась выразительная ямочка, отчего тот походил на две маленькие ягодицы.
— Ты никогда не имел таких академических перспектив, чтобы можно было бы говорить о них всерьез, Кит. — Тон Шэрон звучал вызывающе. — Твои исследовательские дарования ничтожны, а способность преподавать заметно скомпрометирована тем, что твои студенты родились в то время, о котором у тебя нет четких представлений. Так что ты должен меня благодарить, я оказала тебе…
— Что?! — не сдержавшись, взвизгнул Кит.
— Услугу! Ты сам не знаешь, чего хочешь, тебя опозорили. Публично унизили. Ты был куда в более затруднительном положении, чем когда-либо. — Крауд снова несла чушь. — И уж точно, чем сейчас.
Кит опустил голову, всю в синяках от ухабов прожитых лет. Спорить с Шэрон у него не было никаких сил. Та же самая тактика, какую она пустила в ход в отношении меня; представляя альтернативную картину будущего куда в более черном свете, Шэрон Крауд под корень вырубала силу воли Кита. Как-то он поведал мне, что от случая к случаю она до сих пор заходит к нему «по делам». Неопределенность его тона соответствовала моей неготовности представить, что это за «дела», и я понадеялся, что мой отказ от комментария был воспринят Китом как доказательство ее приходов «по делам» и ко мне тоже.
В настоящее время Шэрон Крауд занимала должность руководителя модуля по бизнес-исследованиям в ЮБУ, давала хорошо оплачиваемые консультации и даже появлялась в актуальных телепрограммах поздними ночами, дискутируя на общественно-важные темы. Ее лоск, некогда умилительно-правильный, теперь стал оцифрованным и телевизионным. Наряды Шэрон всегда отличались строгостью, но сейчас они были совсем уж мужеподобными. Грудь у нее отсутствовала напрочь. Некогда мы вместе с ней лишались сна, и соски ее грудей были просто ошеломительными: нежные, розовые конусы пещеристых тканей вздымались под прямым углом относительно грудной клетки, но теперь — куда все пропало? Определенно, их больше не было; все, что я видел под ее строгим нагрудником — гладкая кожа, лишенная какого бы то ни было рельефа.
— А ты, значит, инициатор этой затеи? — Она посмотрела на меня так, будто я был крошечным, находился далеко-далеко и стремительно куда-то падал.
— Ты тиран, Шэрон, — выговорил я. — А может, просто извращенка.
Ее глаза примерились к уровню вина в моем бокале.
— Не пойму, ты что, напился и с тобой лучше не разговаривать? Но даже если так, ты считаешь, я плохо обошлась с тобой?
— Шэрон, сделаем скидку на прожитые годы, все такое, спустя столько лет — и весь этот джаз… — Я отпил еще вина, главным образом, чтобы завести ее. — Могу заявить с долей авторитета и должного уважения — в конце концов, ты отымела меня по полной, за милую душу. Непосредственно в задницу, вот этим вот самым телеграфным сто…
— Ты пьян и вдобавок агрессивен. Кит, уведи его отсюда.
Позже в тот же день мы опять были на пляже возле МИ-6, и я дразнил камеры безопасности, установленные на столбах и на стенах. Если я останавливался за колонной, то камера, следившая за моими перемещениями, застывала, как параличом разбитая, дергаясь в ту сторону, где я должен был, по ее расчету, оказаться.
— Точно я и Шэрон Крауд, — крикнул я Киту, который плескался вместе с Диной в приливной зоне; все шесть ног барахтались, путаясь в мотках нейлоновой веревки, клоках размокших газет и набухших от воды обломках древесины.
— Что?
— Камера безопасности — ей кажется, что она знает, где я должен быть, — но, разумеется, я не там. В любом случае, я понимаю — в отличие от нее, — что она всего лишь автомат… может, сбить ее к чертовой матери?
Я перелез через забор, спустился по пролету в пять ступенек и прогремел по гальке туда, где находились человек и пес.
— В этом нет необходимости. — Голос Кита звучал афористично; Кит был серьезен, как в те моменты, когда я случайно заводил речь о давно минувших временах.
— Теперь она ни за что не согласится подняться на воздушном шаре, так? — Я почувствовал, как мои щеки покрываются пленкой слез. — Теперь, когда она знает, что мы хотим поставить ее на кон?
— Есть несколько соображений. — Орд поднял с песка карниз для занавесок и его концом стал чиркать на илистой отмели, намечая план боевых действий. — Во-первых, она может решить, что мы это не всерьез. — Его военный ботинок опустился на мозаику оконного стекла в поломанной раме. — Во-вторых, у нее может хватить гордости на то, чтобы бросить нам вызов, и, в-третьих, — что мне кажется наиболее вероятным, — скорее всего, она пойдет на это, потому что Бакс ее заставит.
— Бакс?
— Ты знаешь, мне приходилось иметь дело с такими, как Шэрон Крауд. В две тысячи пятидесятом, когда я занял Дар-Эс-Салам, была там одна весьма горделивая бабенка — жрица культа, — которая по уши втрескалась в моего адъютанта…
Сейчас мне было как-то в напряг играть роль Фламбарда.
— Бакс? — переспросил я.
— Да. — Я не мог понять, кто это говорит: Кит или Орд. — У меня имеются серьезные рычаги давления на него, как ты догадываешься.
Я обернулся и посмотрел в проем между МИ-6 и Тинтаджел-хаус, затем пересек взглядом четыре проезжих части и посмотрел в сторону виадука Воксхолл — туда, где находился воздушный шар. Его пришвартовали на ночь: дородная баба в кричащем сарафане, которую повалило силой тяготения. Было вполне тепло и достаточно светло, но свет шел непонятно откуда, словно кровь при внутреннем кровоизлиянии.
Спустя долгую паузу Кит произнес:
— Ладно, давай сыграем в го-шахматы.
— Я не хочуиграть в го-шахматы. — Как он не мог понять моего состояния?