Этторе Фьерамоска, или турнир в Барлетте
Шрифт:
— Голову даю на отсечение, что вылечу его, если только кто-нибудь из его друзей поможет мне.
Дон Литтерио пристально посмотрел на него, не понимая, говорит он серьезно или шутит; а дону Микеле, разумеется, не стоило большого труда рассеять все его сомнения. Уже наполовину поверив ему, дон Литтерио сказал:
— Ну, если только за этим дело стало, такой друг найдется.
В душе он уже ставил себе в заслугу чудодейственное исцеление больного, точно так же как раньше хвалился, что распознал его недуг. Друзья и знакомые Фьерамоски, безусловно, будут превозносить до небес того, кто сотворит чудо и превратит их любимца в весельчака и охотника до шуток и забав.
Подеста стал донимать дона Микеле расспросами, как взяться за такую трудную задачу, а тот стоял на своем, но заставлял себя упрашивать, прикидываясь, будто не совсем доверяет дону Литтерио. Наконец, сделав вид, что уступает, дон Микеле рассказал, что в турецкой земле есть удивительное средство, которое — как он сам видел — применяют, чтобы потушить пламя самой страстной любви; ему не стоило большого труда полностью подчинить себе птичьи мозги бедного подесты, который был в восторге, что встретил такого человека.
— Мне нужно лишь одно, — сказал дон Микеле, — остаться на пять минут, не больше, наедине с его возлюбленной; об остальном я позабочусь сам.
— Вот уж этого я не могу вам обещать. Сказать вам откровенно — я даже не знаю, кто она. Но если только она живет в Барлетте или где-нибудь в окрестностях — я к вашим услугам: не пройдет и суток, как я вам что-нибудь сообщу. Первым делом надо разыскать Джулиано… Это служитель в нашей ратуше… Такой ловкий бес — все на свете пронюхает.
— А где мы встретимся? — спросил дон Микеле.
— Где вам будет угодно.
— Если хотите, встретимся в харчевне Солнца, часов в шесть вечера.
— Согласен, — ответил дон Литтерио.
И, простившись с доном Микеле, восхищенным своей удачей, он направился к городской ратуше на поиски Джулиано. С позволения читателя, мы на время расстанемся с ним, чтобы дону Микеле не слишком долго пришлось томиться в прихожей.
Немало времени провел он там в ожидании Гонсало; наконец он уговорил слугу допустить его к Великому Капитану.
Испанский полководец стоял у окна, в алом атласном плаще на беличьем меху; величественная осанка, высокое чело, проницательный взор, наконец сама слава этого великого человека пробудили в душе герцогского кондотьера то чувство страха и даже, я бы сказал, приниженности, которое всегда испытывает порок перец лицом добродетели. Отвесив ему смиренный низкий поклон, док Микеле сказал:
— Достославный синьор! Поручение, с которым я послан к вашей светлости, настолько важно, что я был вынужден явиться сюда под чужим именем. Если я вам нанес этим обиду, униженно прошу у вас прощения; но вы сами сможете убедиться, что тайна здесь была необходима, и тот, кто меня к вам послал, мог довериться только вашей высокой милости.
На эти слова Гонсало коротко возразил, что не обманет доверия того, кто на него положился, и потребовал подробного объяснения. Дон Микеле отдал ему письмо герцога, получил пропуск и, вернувшись с ним к своему господину, заверил его, что Гонсало сохранит тайну его прибытия в Барлетту.
Он поделился с герцогом своими надеждами на успех поисков, предпринятых его новым другом — подестой.
Валентино, видимо довольный тем, как складываются обстоятельства, натянул капюшон до самых глаз и, запахнувшись в плащ, вышел из харчевни. На лодке он подъехал к крепости с тыловой стороны, где его ждал уже человек, присланный Гонсало по уговору с доном Микеле. Перед ним открылась небольшая дверца; он поднялся потайной лестницей и, миновав несколько переходов, добрался до комнаты испанского полководца.
Мы не видим необходимости давать подробный отчет об их переговорах.
Вкратце, с поразительной четкостью, Валентино сообщил о положении дел в Италии и о возможностях, чаяниях и опасениях различных государств, входящих в ее состав. Он дал понять, что охотно присоединится к Испании, побуждаемый к этому заботой о благе своего народа и надеждой предотвратить бедствия, которые обрушатся на него самого в случае победы испанцев. Превосходно разыграв полнейшую искренность, он показался Гонсало человеком, незаслуженно очерненным молвой. Он предложил Испании союз, в который вошел бы папа и могли бы вступить также и венецианцы, если б захотели; таким образом Италия и Испания оказывали бы друг другу помощь на основе взаимной выгоды. Союз этот должен был остаться тайным до тех пор, пока испанцы не завладеют Неаполитанским королевством хотя бы на две трети. Он обещал пойти на Тоскану собственными силами, объяснив, что у Франции нет более преданных друзей, чем флорентийцы, и поэтому очень важно уничтожить такого мощного союзника французов. Он добавил, что считает весьма полезным привлечь к участию в этом союзе пизанцев, помогая им оправиться от ударов, нанесенных Флорентийской республикой; после чего, восстановив свои силы, они станут бдительно охранять своих союзников от флорентийцев.
У Гонсало не было сколько-нибудь веских возражений против всего сказанного: тонкий ум Чезаре Борджа умел подбирать чрезвычайно убедительные доводы, в которых была большая доля правды. Но испанец хорошо знал, с кем имеет дело, и не очень-то доверял ему.
Поэтому он решил не давать герцогу окончательного ответа, пока не посоветуется, как он сказал, со своими приближенными. Тем не менее он осыпал Валентино любезностями и знаками внимания, проводил его в покои нижнего этажа, окна которых выходили на море; он предоставил их в распоряжение герцога на все время, что ему заблагорассудится провести в Барлетте, и приказал самым доверенным своим слугам оказывать ему все почести, подобающие сыну папы римского.
К вечеру Фьерамоска и Бранкалеоне подъехали к городским воротам; едва они очутились в городе, как их обступили военные люди различных званий; чем дальше они продвигались, тем гуще становилась окружавшая их толпа; каждому хотелось скорее узнать, что ответили французы.
— Как было дело? Что они сказали? Кто будет драться? Когда? Где?
Друзья отвечали, посмеиваясь над этим пылом:
— Приходите в крепость, там все узнаете. Когда же они сами явились в крепость, их провели к Гонсало. Фьерамоска передал ему письмо герцога Немурского. Гонсало прочитал его вслух и сказал, что герцог Немурский принимает вызов, но отказывается предоставить поле для поединка. Этот отказ удивил всех, но Великий Капитан сказал:
— Я не думал, что французы прибегнут к такой хитрости, чтобы уклониться от боя. Но ничего, поле битвы у вас будет, за это я ручаюсь.
Затем, подозвав писца, он сказал ему:
— Напишешь герцогу Немурскому, что он может дать согласие — препятствий к этому больше нет, ибо я предлагаю ему перемирие до конца поединка; добавь, что я жду дня через два приезда моей дочери, доньи Эльвиры, в честь которой хочу устроить небольшой праздник; я приглашаю герцога разделить с нами веселье, пока мечи покоятся в ножнах; наш праздник от этого только выиграет.