Этюды о конце света. Как умирала империя и рождалась Европа
Шрифт:
А вот с наглецом Максенцием необходимо было разделаться во что бы то ни стало. Столь открытое неповиновение и узурпация ставили под сомнение саму возможность существования и эффективность системы управления империей. Тем более, узурпатор сидел не где-нибудь, а в древнем сердце империи – Вечном Городе. Константин хорошо это понимал.
Спешно собрав армию, он быстрым маршем двинулся через Альпы из Галлии в Италию и оказался там уже весной 312 года.
Войск
Августа Тауринорум
.
Мульвиев (Мульвийский) мост через Тибр располагался на старой Фламиниевой дороге километрах в трех к северу от Рима.
Именно там и разыгрался кульминационный акт затянувшегося спора тетрархов.
Правда, сначала Максенций приказал его просто разрушить, чтобы остановить войско Константина на пути к Риму.
В принципе узурпатор имел прекрасные шансы, как и пять лет назад, отсидеться за городскими стенами, тем более, зернохранилища были полны, город мог выдержать любую осаду.
Почему же вдруг он вышел в открытое поле навстречу Константину?
Христианские писатели впоследствии, конечно, приписывали это божественному вмешательству. Мол, сам Бог вынудил негодного выйти на бой и расплатиться за все грехи. Другие авторы утверждают, что увлекавшемуся магией и астрологией узурпатору нагадали победу.
Может быть… Но, скорее всего, все гораздо проще.
Римляне были весьма требовательны к своим правителям, тем более, когда знали, что их претензии на власть, мягко говоря, не бесспорны. Разбираться, кто прав, кто виноват – на это граждане тратить силы не хотели точно. Но правитель должен быть хотя бы достоин своих амбиций. А можно ли уважать и поддерживать человека, столь явно демонстрирующего трусость и неготовность отстаивать притязания на власть?
Скорее всего, Максенций испугался именно этого – лишиться поддержки жителей жестокого и капризного Города Волчицы. А там и до предательства недалеко – откроют ворота Константину и все.
Как бы там ни было, 28 октября 312 года узурпатор вышел с большой армией на правый берег Тибра (для чего ему пришлось навести понтонную переправу – вот задал себе лишних хлопот с этим мостом), чтобы встретиться с войском Константина.
Несмотря на многочисленность, армия Максенция была ненадежной. Она состояла из преторианцев, тяжелой конницы, легкой пехоты из Африки, гарнизонных отрядов и легионов, спешно собранные из местных жителей.
Вот в этом и была главная ошибка. Солдаты местных гарнизонов и местные жители давно отвыкли от военной службы, тем более, от столкновения с закаленными в перманентных приграничных боях профессиональными войсками (эти войска сами состояли уже в большой степени из варваров, для которых понятие верности вождю было одним из центральных в этике). Именно такой и была армия Константина – не просто профессионалы, они прошли со своим военачальником много сражений, доверяли ему и готовы были сражаться за него до конца. Максенций же по-настоящему мог положиться только на преторианцев, чьим ставленником
Константин, обладавший большим стратегическим талантом, очень быстро понял, в чем слабость противника, и взял инициативу в свои руки. Он первым атаковал и одним решительным ударом смял конницу врага на левом фланге, обратив ее в бегство. Затем его легионы пошли в наступление на центр армии противника, где стояли самые ненадежные части. И те, не выдержав, стали отступать, а затем и побежали вслед за конницей. Очень скоро паника стала всеобщей. Только преторианцы, полностью окруженные и отрезанные от своих, продолжали сражаться, пока были силы и смысл.
Впрочем, Константин проявил великодушие – остановил сражение, которое рисковало превратиться в простую бойню, и предложил врагам не только жизнь, но и службу. А на таких условиях сдаться было даже почетно. Слово будущий император сдержал – всех уцелевших в битве воинов противника помиловал и включил в состав своего войска.
Максенций погиб – утонул в Тибре, спасаясь бегством. Все пленные твердили, что его утянули на дно тяжелые доспехи. Но Константин не хотел рисковать и полагаться на непроверенную информацию – приказал отыскать тело и принести ему голову врага, которую и показал римлянам. Жители Рима, естественно, открыли ворота перед победителем.
Таким образом, Константин стал августом Запада и соправителем Лициния, которого ему предстояло победить в последующих сражениях через 12 лет.
Именно в связи с этими событиями и возникла легенда о видении Константина перед битвой у Мульвийского моста, о « »
« » – на греческом,
«In hoc signo vinces» – на латыни
На русский это можно перевести так: «Под этим знаком победишь» или «Сим победиши», если использовать более архаичную форму.
Родилась эта легенда, конечно же, под пером Евсевия Кесарийского. Он был лично знаком с императором (после свары тетрархов и победы над Лицинием, Константин, естественно, упразднил тетрархию, хотя институт цезарей-соправителей продолжал существовать), принимал активное участие в его церковных делах, в частности в Первом Вселенском соборе, посвящал ему панегирики. Император тоже очень уважал историка.
То есть, можно себе представить, как в частной беседе за чашей вина Константин рассказывает епископу свой дивный сон, а тот потом его записывает. Можно было бы…
Если не знать, что Евсевий Памфил – отец церковной истории, а Константин – первый император, легализовавший христианскую церковь, поддержавший ее и начавший активное включение церковных иерархов в управленческий аппарат империи.
Если знать это, милая частная беседа о «божьем знамении» превращается в политический акт, очень умный и тонкий стратегический ход, которым Евсевий (с одобрения императора, естественно), закладывает основы будущей церковной и государственной идеологии. То есть, император поддерживает истинную веру, значит, его торжество над врагами есть акт божественного покровительства. Константин – избранник Бога, Всевышний являет ему знамения, дарует ему победы.