Евангелие от обезьяны
Шрифт:
Логично, что большинство видеосалонов перестали существовать, скоропостижно растворившись в реалиях рыночной экономики и технического прогресса, а в помещении “Predator” появился легендарный для тусового люда бар «Хищник». Демократичные цены, никакого фейс-контроля и перманентная возможность протащить в кармане бутылку, купленную у бабки на углу. Официанты благодушно закрывали на такие вещи глаза, как, впрочем, и на многое другое. Так что если нам надо было где-то встретиться, мы говорили: «Давай на старом месте», – и имели в виду бар «Хищник». Поэтому я сразу понял, где именно Азимут будет меня ждать. Других таких мест просто не существовало.
По дороге я сказал Марату, что влез в одно мутное дело. Мне не хотелось ему врать, но и подробностей я рассказать не мог. Однако когда мы подрулили к Шаболовке, он все понял. Марат посмотрел на меня, так, знаете, типа, «чувак, если тебе есть что сказать, говори сейчас». Но я уже тогда чувствовал, как разит от всей этой истории, и не хотел подставлять лысую голову моего единственного друга «из тех времен» под вполне себе предсказуемый фидбэк. Я так и сказал ему: «Старик, лучше, если ты не будешь всего этого знать». Он подумал, потом кивнул, открыл бардачок, а там лежал этот самый «макар»…
Перед тем как уехать, Марат сказал, что не станет пока загонять машину в гараж, и что если начнутся напряги и нужно будет дать ноги, мне надо будет только позвонить. Он знал, как можно уйти, минуя КПП, потому что его строительная контора обслуживала один из сегментов стены. Мы попращались и я вышел из машины. А реликтовая тачила цвета старых костей скрылась где-то в лабиринте поворотов и…
Раз, два, три – три удара по щекам пухлой и несуразной, но неожиданно крепкой руки делают свое дело, и я опять возле света белого, слава Богу, хорошо, все это прошло. Вот ведь занятно как. Я на той же глубине, что и пятью минутами раньше. Но тогда я бредил (если верить диггеру Даниле. А я ему верю), впадал в прострацию и нес глуповатую пургу. А теперь из нестандартного – всего-то, что стою по колено в воде.
Разница лишь в том, что теперь я возле выхода. Ну, то есть выход – в пределах моего осязания. Только и всего. Свойство души человеческой – всегда стремиться к выходу; если он рядом, все в порядке, если нет – начинаются глюки.
Снимаю ОЗК и сразу вслед – все остальное, кроме трусов. Неспешно запаковываю одежду в пакет с запайкой. На пакете бренд: Paterra. Под «Патеррой» белая плашка с гранками: «дата», «содержимое»: видимо, пакет предназначен для каких-нибудь ягод, которые надо закладывать в морозильник на зиму. Ну а что, было бы странно, если бы такие пакеты делали для одежды нарушителей границ городских конфессиональных автономий.
Диггер Данило долго копается прорезиненными руками меж камней и наконец выуживает нечто заиленное, похожее на мини-акваланг. А я, снимая штаны, прокручиваю в голове последний разговор по мобильнику – последний перед тем, как я вытащил из него аккумуляторы. И последний перед тем, как мне порушило под землей голову и я временно потерял способность что-либо в ней прокручивать.
– Папка?
– Здравствуй, дорогой.
– Ты занят? Можешь говорить со мной?
– Немного занят, друг мой.
– Но поговорить-то можешь?
– Да, конечно.
– Если нет, папка, я могу позвонить потом. Мама говорила, что ты занят…
– Не бери в голову. У меня пока есть пара минут.
– Папка, у меня к тебе очень серьезный вопрос.
– Конечно.
– Помнишь, мы смотрели фильм про мумию?
– Ну а как же. Не самый хороший фильм. Если бы ты был не таким маленьким, ты бы понял, о чем я.
– Пап, но я же пока маленький.
– Да. Поэтому вечером, когда придешь домой, можешь скачать себе фильм «Мумия -2». Там был фараон, которого звали Импотех. Он был мумией.
– Ха-ха-ха-ха-ха-хахаха! – Ни один и, главное, ни одна из моих коллег, с которыми я пытался так пошутить, никогда не смеялись над этой шуткой столь искренне. – Папка. Ну он же не Импотех! Он же Имхотеп!
– Ай, да! Папка перепутал, конечно!
– Папка, а можно, когда я умру, меня тоже сделать мумией, как Имхотепа?
– О чем ты говоришь, дружок? То было в древние времена, сейчас, кроме Ленина, никаких мумий нет и быть не может.
– Жаль. А то я хотел бы после жизни стать мумией.
– Ну у тебя и мысли, сын. Тебе что, заняться в садике нечем? Шел бы ты лучше поиграл с парнями.
– Да вот я и играл, а они как начнут мне говорить, что я умру.
– Кто начал говорить?
– Да все, папка. Глеб, Коля Заварзин, Матвей большой и Матвей маленький. И еще…
– Послушай, дружок. Конечно, ты умрешь. И я умру. И мама. И после этого мы все попадем в рай, ну, знаешь, даже если умрем в разное время, мы там все равно встретимся, потому что мы же все хорошие. Ты же знаешь, что я, и ты, и мама – мы все очень хорошие. Ну а даже если кто-нибудь из нас умрет раньше других – не беда, подождем, там ведь год за сто, дружок, ну, то есть мы ж с тобой говорили: там год, а у нас сто, то есть с любым человеком ты, когда уже умер и попал в рай, встретишься в течение года, ну, там, по-небесному. Мы же с тобой уже давно это обсудили, Стас!
– Ну да, папка. Я понимаю.
– Вот и славненько. Больше не думай ни о каких мумиях, договорились? А то я подумаю, что ты еще маленький, и больше не разрешу тебе смотреть фильмы ужасов.
– Хорошо, пап. Не буду.
– Договорились?
– Конечно!
– По рукам?
– По рукам! Ну так а как насчет бакуганов, пап? Ты уже решил, как я могу их заслужить?
Вот это и есть они – дети. Все сводится к меркантильному.
– Да, я подумал и решил. Тебе надо один раз подтянуться, дружок. Всего один раз. На той перекладине, которая возле нашего дома. Я подтягиваюсь знаешь сколько раз?
– Знаю, папка.
– Сколько?
– Шестнадцать.
– Правильно. И это только потому, что когда мне было пять, я подтягивался – знаешь сколько?
– Знаю – тоже пять!
– Да! Да! Точно, сынок!
Это было вранье, конечно. В его возрасте я так же, как он, не подтягивался ни разу, потому что был домашним мальчиком. Именно тем, кем не хотел бы видеть сейчас Стаса.
Получается, я уже второй раз за день ему соврал, – думаю, пытаясь спрессовать кеды так, чтобы не разодрали изнутри пакет Paterra. Но так уж вышло, что с самого рождения этот маленький парень живет во лжи. Ну да, я – ее источник. Точнее – один из. А вы придумайте что-нибудь получше.