Евангелие от обезьяны
Шрифт:
…вычитал такую фразу: нельзя возвращаться в те места, где ты когда-то был счастлив, потому что там не осталось ничего, кроме сломанных стульев. Не уверен, что процитировал точно, но смысл именно такой. И это чистая правда. Настолько чистая, что в ней можно купать младенцев и мыть ноги архангелам.
Народу на улице было немного. Все-таки утро воскресенья. И знаете, что забавно? Те немногие, кого я встретил там, ходили с такими лицами… Как будто к чему-то прислушивались. И не так уж много надежды было на этих лицах, да и радости особой не наблюдалось. Да и правильно. Никто же толком не знает, что там будет после второго пришествия, мало ли... А тут все вроде только наладилось, вошло
Здание «Хищника» находится во дворах девятиэтажек. Когда-то там был детский сад, а может, какая-нибудь контора типа ЖЭКа, не знаю. Предельно стандартное здание, с голубой плиткой на стенах и олдовыми оконными рамами. В свое время подобные строения подчистую скупались новоявленными бизнес-структурами, которые занимались оптовой продажей спирта «Ройаль», вьетнамских пуховиков и контрафактных видеокассет. А в брюхе, где-нибудь сбоку или в цокольном этаже, обязательно располагались местечковые бары, которые со временем стали называться клубами. Все тот же вездесущий ребрендинг.
Как ни странно, «Хищник» отличался от остальных. В нем никогда не играли шансон, и даже в благословенные времена расцвета там собиралась в основном не сильно богатая молодежь. Нас было много, и хотя каждый из нас не особенно пополнял кассу бара, численностью мы делали ему неплохой доход. Иногда в «Хищнике» играла какая-нибудь наша команда, типа «Над всей Испанией безоблачное небо», но нечасто, потому что акустика в «Хищнике» была откровенно дерьмовая. Как правило, наша тусовка скидывалась на пузатую бутылку «Слынчев Бряг», а потом мы разливали под столом купленный заранее спирт или яблочный портвейн. И только в редкие минуты финансовых триумфов мы позволяли себе беляши.
Конечно, так себе время, если смотреть со стороны. Но мы-то смотрели изнутри, мы были кровью и всеми внутренностями этого периода. В этом и фишка, я думаю. Определенный отрезок времени, когда ты живешь сегодняшним днем и потому толкаешь его в будущее. Всем чем можешь: плечами, ногами, идеализмом, неизвестными группами в плеере, любовью… Из чего там еще состоит молодость? А потом взрослеешь, оседаешь в своей лунке, и ни хера ты уже не можешь сдвинуть с места. Слабо. Мне слабо. И вам слабо. Всем.
У молодости есть точка опоры для того, чтобы жонглировать землей. Сейчас, я полагаю, эта точка тоже есть, не могла же она просто взять и раствориться, как старая фотография, брошенная в кювету с кислотой. Только мне уже на хрен не сдалось это жонглирование.
В общем, примерно с такими мыслями я шел по двору в обход невзрачной синей трехэтажки. Ну и еще крутились в голове неизбежные банальности про деревья, которые выросли и обмотались зеленой щетиной с пыльными проплешинами седины.
А потом, буквально мгновение спустя, я понял, что Азимут сделал это снова. Кинул меня. Надул. Обломал. Обманул. Я понял это без злости. Вообще почти равнодушно. Просто принял как должное и как неизбежное.
Потому что никакого бара там, конечно, уже не было. Даже дверь была заложена суровым силикатным кирпичом, как в детском фильме «Гостья из будущего». Замуровали, демоны. А слева от двери стоял прислоненный к стене древний стул, и если бы не стена, он бы упал, потому что у него было всего три ноги, и вообще он был самым кривым и убогим стулом из тех, что мне приходилось видеть.
Вот так вот. Я подошел, осторожно сел, закурил… Еще ведь довольно рано было, к тому же выходной день. Город толком не проснулся, и вся эта истерика пока еще не началась. А я подумал, что надо было, наверное, напиться тогда, с Мишкой Адвокатом на площадке Хуана Миня. В смысле, напиться по полной, так, чтобы напрочь вырубить эти сутки убойным похмельем на грани алкогольного отравления. Не услышать этого звонка, понимаете? Видимо, я привык выпадать из контекста событий, привык, что они обходят меня стороной. И когда происходит обратное, я просто…
Tom Clancy's Splinter Cell. Шедевр от Ubisoft Montreal 2004 года. Когда-то я резался в нее ночи напролет. Знаете, так бывает иногда с людьми, в принципе далекими от мира компьютерного энтертайнмента. Попадает к тебе в руки случайно игрушка – пусть не самая культовая, тупой боевик, например, шутер, ну или даже какая-нибудь очередная реинкарнация древней аркады вроде Golden Axe. Ты от нечего делать суешь ее в CD-дисковод – частично от скуки, частично из интереса: узнать, что в этом находят миллиарды компьютерных наркоманов по всему Земному шару. А потом сидишь сутками, не в силах отойти даже в туалет, пока не пройдешь всю игру до конца. Прекрасно понимая, насколько несусветна и глупа вещь, над которой ты залип, и даже немного себя за это презирая. Доподлинно зная, что после прохождения последнего уровня твоя жизнь вернется на круги своя. Что ты не побежишь с выпростанным языком и текущей слюной за эдд-онами, не продашь последнюю куртку ради сиквелов и приквелов. Не станешь игроманом и не поймешь других игроманов. И все же Кощеем чахнешь, что твой зомби, над монитором, рубясь до финальных титров. Такой феномен.
К чему это я все. Странно, что у человека, побывавшего на реальной войне, картинка, увиденная мною через щель люка во дворе на Софийской набережной, вызвала ассоциации не с ней, а с игрушкой от Ubisoft. Уж и не знаю, откуда такая аллюзия. Потому что на самом деле все это очень походит на войну отнюдь не компьютерную.
Картинку эту я видывал не раз и не два. Люди с автоматами, спешивающиеся с грузовиков «ЗИЛ-131» и «Урал» цвета хаки. Муслимы, хаотичным броуновским движением мельтешащие по произвольным траекториям, орущие тарабарщину и собираемые людьми с автоматами в коленопреклоненные кучи посреди двора, руки за голову, сука, блядь, мордой в пол, черножопое говно, на хуй. Звук бьющихся окон, бабий вой. Автоматные очереди в воздух (пока, вроде бы, в воздух; но поправить прицел – дело секунды). Во всех заварушках эти звуки неоригинальны, и даже сольная партия автомата Калашникова звучит всегда однообразно. Разница лишь в том, что на нашей войне с автоматами бегали гопники, усачи-пролетарии, студенты, музыканты, футбольные хулиганы, яппи и хиппи, босяки из районных качалок по 3000 рублей за год, околополитические маргиналы, малолетние преступники и менеджеры средних лет, – все, кого под ружье поставила сама ситуация. А теперь это делают федералы. ОМОН, спецназ МВД, голубые береты – вся та братия, которая тогда либо срывала с себя погоны и ударялась в бега, либо крупным рогатым скотом мялась в стойле, жуя сопли и с исполнительностью собак ожидая до последнего, чью сторону примет начальство. Так что свою крутизну эти молодцеватые ребята с калашами пусть теперь показывают мусульманам. Все равно для последних что мы, что федералы всегда были одного поля ягодами: борщами, неверными свиньями и узурпаторами пусть и весьма своеобразной, но свободы. А мы-то прекрасно понимаем, ху из ху.
Впрочем, мое личное презрение к обеим сторонам наблюдаемого из-под крышки люка конфликта не отменяет главного печального факта. Он состоит в том, что безоружный гражданский человек в такой ситуации имеет весьма условные шансы преодолеть пару километров (или их тройка? уже и не помню!) и при этом не попасть под автоматную очередь. Оно конечно, пока что федералы расстреливают одно небо. Но нет сомнений: муслимы, при всех их недостатках, сносить все это просто так не станут. Если на пятачке от Софийской до Болотной федералы пакуют мирных жителей, то ближе к Серпуховской заставе другие мирные жители уже достали из загашников пулеметы. А локальные милиционеры из бывших полевых командиров стягивают правоверных к районным ОВД, в очередной раз посмеиваясь в бороды над присягой дегенеративному правительству СССР.