Евангельские притчи вчера и сегодня. Культурный контекст, толкования святых отцов, исторические свидетельства
Шрифт:
Юноша «пришел в себя», то есть начал видеть вещи такими, каковы они есть в реальности, без прикрас. Это и есть первый шаг к покаянию – честно посмотреть на свою жизнь и осознать, как далеко мы ушли от Бога. Дойдя до полной безысходности и отчаяния, младший сын отказывается от своей самонадеянной гордости, чтобы начать долгий обратный путь домой. Наше возвращение к Богу возможно только в том случае, если мы осознаем, что двигались в ложном направлении, удалялись от Него. Покаяние должно начаться с правильного видения вещей, честности перед самим собой – а это очень трудно. Больно и обидно признать, что мы были неправы и часть жизни безвозвратно потеряна, что мы потерпели фиаско – и разум начинает «утешать» нас: «Все не так плохо, как может показаться на первый взгляд». Да, оптимизм нужен в жизни, но он должен исходить из реального положения вещей, в противном случае мы так и будем блуждать в лабиринте выдуманного нами иллюзорного мира. И конечно, намного серьезнее ситуация, когда человек не замечает тяжести своих грехов и смиряется с ними.
Святитель Тихон Задонский пишет об этом состоянии: «Крайнее окаменение, омертвение и нечувствительность подобны тому, как если кто-либо имеет большую смертельную рану, но не ощущает боли. Последнее же безумие заключается в том, чтобы падать в яму, в пропасть – и не знать этого своего падения, не смотреть на него и не бояться. Это похоже на пьяницу, безмерно напивающегося, который не понимает, что с ним делается, бьют ли его, или он сам, упав, ударился и ушибся, и не помнит он, как смеются над ним; ничего этого он не вспомнит наутро, как говорил о пьяном человеке еще автор Книги Притчей: Били меня, мне не было больно; толкали меня, я не чувствовал (Прит. 23: 35)».
Мегиддо – так называемые южные «конюшни царя Соломона», которые в действительности относятся к более позднему времени – IX в. до н. э. (вероятно, к периоду правления израильского царя Ахава).
Выход есть!
Притча показывает нам несколько конкретных шагов, которые возвращают блудного сына, а вместе с ним и всех нас в отчий дом. Первый шаг – в словах: …встану, пойду к отцу моему и скажу ему: «отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих». Юноша не просто сожалеет о том, как несправедлива была к нему судьба или как глупо он поступил, оставив отчий дом, но готов предпринять конкретные шаги: «встану, пойду, скажу». Он не оправдывает свое поведение, не пытается отрицать свои ошибки, переложить вину на других или признать ее частично: «да, виноват, но…». К сожалению, мы часто поступаем совершенно иначе – начинаем с исповедания наших грехов и заканчиваем извинением их в той или иной степени! Исповедать грех означает не просто почувствовать сожаление, раз уж нас поймали за руку на проступке, – мы должны искренне раскаяться в том, что согрешили. Признать, что наши поступки были не просто результатом плохого воспитания, генетической предрасположенности, плохого настроения или неблагоприятных внешних условий. В Псалтири до нас дошло великое исповедание своего греха царем Давидом: Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои. Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня, ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною. Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре Твоем и чист в суде Твоем… Отврати лице Твое от грехов моих и изгладь все беззакония мои. Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня. Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня. Возврати мне радость спасения Твоего и Духом владычественным утверди меня (Пс. 50: 3–6, 11–14). Это замечательный пример покаяния, когда кающийся грешник не торгуется с Богом, не ищет с Ним компромисса, но обвиняет себя честно и открыто.
Непременное условие такой устремленности к Богу – прочь от тяжести прежнего греха – умягчение сердца, о котором святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет: «Ищи, чтобы ожило твое мертвое, окаменелое сердце, чтобы оно раскрылось для ощущения своей греховности… тогда явится истинный плод молитвы, истинное покаяние. Ты восстенаешь перед Богом и будешь вопиять к Нему молитвой из бедственного состояния души, тебе внезапно открывшегося… Покаяние для ожесточенного сердца невозможно: надо, чтобы сердце смягчилось, исполнилось соболезнования и милости к своему бедственному состоянию греховности. Когда объемлется и преисполняется сердце милостью, тогда только делается оно способным к покаянию».
Блудный сын не просто мечтает о том, как когда-нибудь он встанет и пойдет к отцу, – а ведь в таком состоянии нерешительности пребывают многие из нас в течение всей жизни. Истинное раскаяние предполагает действие, поэтому он «встал и пошел». Размышления младшего сына не имели бы особой ценности, не пожелай он остановиться и вернуться к отцу. Греческое слово «метанойя», которое переводится на русский язык как «покаяние», буквально означает «изменение ума», «изменение образа мыслей». Покаяние – не просто раскаяние и сожаление, а переосмысление отношения к жизни, пересмотр системы ценностей и приведение ее в соответствие с волей Божией. Этот пересмотр логически должен привести к оставлению прежнего образа жизни.
Святой Василий Великий говорит: «Не тот исповедует свой грех, кто сказал: я согрешил, и потом остается во грехе, но тот, кто, по словам псалма, открыл грех свой (см.: Пс. 31: 5) и возненавидел его. Какую пользу принесет больному забота врача, если больной крепко держится того, что разрушительно для его жизни? Так нет никакой пользы от прощения неправд делающему еще неправду и от извинения в распутстве – продолжающему жить распутно… Премудрый Домостроитель нашей жизни хочет, чтобы живший во грехах, а потом дающий обет восстать к здоровой жизни положил конец прошедшему и после сделанных грехов положил некое начало, как бы обновившись в жизни через покаяние… Кающимся недостаточно для спасения одного удаления от грехов, но им необходимы и достойные плоды покаяния».
Ткань с изображением царя Давида, борющегося со львом. Давид – один из ветхозаветных пророков, служивших прообразом Христа. Египет, VIII в. Государственный музей Эрмитаж, Санкт-Петербург
Бегущий навстречу Бог
Очень важно понять, что все время, пока блудный сын отсутствовал, он оставался сыном – ведь отец не проклял его, не отрекся от родства. Отпуская, отец как бы сказал ему: «Я люблю тебя, поэтому ты свободен и можешь уйти». Бог любит нас настолько, что не принуждает пребывать с Ним против нашей воли. Он не заставляет нас быть «лояльными» к Нему. Он хочет, чтобы мы любили Его и служили Ему свободно, делая ответственный выбор. По этой причине Бог не отвратил Адама и Еву от вкушения запретного плода (см.: Быт. 3), не остановил греховную связь царя Давида с Вирсавией (см.: 2 Цар. 11) и т. д. Когда младший сын уходил, отец не бросился к двери, не закрыл ее своим телом, говоря: «Остановись, я не позволю тебе уйти». Бог не таков – Он любит нас настолько, что позволяет нам сделать выбор, даже ведая, каковы будут последствия выбора неправильного. Тем, у кого есть дети и внуки, хорошо знакома боль, которую испытал отец из притчи: очень обидно, когда дети, которых мы вырастили, покидают нас, огорчая и глубоко уязвляя. Иногда родительская обида остается в сердце на всю жизнь, и бывает, что оскорбленные родители не принимают вернувшихся через много лет «блудных сыновей». Однако Бог не злопамятен, Он всегда готов принять нас, если мы решим вернуться к Нему – ведь Он действительно сожалеет о наших восстаниях и отпадениях. Память об этом должна оживотворять нас в те моменты, когда нам кажется, что прощение невозможно.
Преподобный Исаак Сирин увещевает: «Брат, не нужно отчаиваться. Кормчий, когда корабль его бьют волны, не отчаивается в спасении, но управляет кораблем, пока не приведет его в пристань; так и ты – видя, что увлекся и рассеялся в деле, воззови себя к началу пути… Если кто падет, то пусть опять постарается управить себя. Я верую Богу, что такому человеку не обратится это (повторение падений) в навык и не овладеет им нерадение, но Бог вскоре приведет его в состояние усердных делателей и не возьмет души его до тех пор, пока не приведет его в меру высокую, „в мужа совершенного“(Еф. 4: 13). Итак, не ослабевай, но, пока есть время, делай, и – поможет тебе Бог!»
У иудейских раввинов той эпохи была похожая притча, и она сохранилась до наших дней. Начинается рассказ так же: младший сын ушел и истратил деньги своего отца. И когда Христос рассказывал эту историю, его слушатели, вероятно, думали, что знают концовку. В знакомом варианте она звучала так: сын решил вернуться, пришел к дверям отчего дома, начал каяться, но отец ответил ему: «Ты выбрал жизнь свиньи, поэтому возвращайся к своим свиньям». Отец из этой «народной» притчи отказался от сына и вроде бы по-человечески справедливо преподал урок ему и всем самовольным детям – ты получил то, что заслужил. Эта концовка прекрасно отражала ветхозаветную идею строгого легализма: любое отступление влечет за собой наказание. Более того, в Ветхом Завете содержится суровое предписание, следуя которому отец мог даже побить камнями непокорное чадо: Если у кого будет сын буйный и непокорный, не повинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушает их, то отец его и мать его пусть возьмут его и приведут его к старейшинам города своего и к воротам своего местопребывания и скажут старейшинам города своего: «сей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница»; тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти; и так истреби зло из среды себя, и все Израильтяне услышат и убоятся (Втор. 21: 18–21). Поэтому слушатели Христа имели все основания ожидать, что отец в притче поступит со своим заблудшим чадом именно таким образом.
Однако вместо ожидаемой справедливой концовки Христос поражает Своих слушателей – отец в Его притче совершенно иной! Наверное, каждый день после ухода сына отец думал о нем, пытался представить, где он и что делает, каждый вечер выходил на дорогу и смотрел, не идет ли он. Отец надеялся и верил, что в один прекрасный день его чадо вернется. И вот однажды он увидел вдали на дороге человека – совсем не похожего на того, кого он ждал. На нем не было красивой одежды, он шел не легким шагом, а медленно брел. Но отец узнал его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Эта деталь в притче очень характерна: в палестинской культуре той эпохи мужчины носили длинную одежду, и, чтобы побежать, не наступив на нее, надо было поднять ее полы, а при этом оголились бы ноги, что считалось в высшей степени неприличным. Уважаемые люди никогда не бегали, это вызвало бы смех окружающих. Но отец не раздумывает о том, что скажут соседи и знакомые, его не смущает, что на него будут показывать пальцем, он не ждет, когда сын придет к нему, а сам бежит навстречу.