Эволюция

Бакстер Стивен М.

— Смотри, костолобая, — сказала Яхна, поднимая кулак. — Смотри. Мамонт!

И она раскрыла пальцы, чтобы показать маленькую штуковинку.

Костолобая завизжала и отпрянула назад, заставляя Яхну смеяться. Практически невооружённым глазом было видно, как туго соображают мозги костолобой. Костолобые были просто не в состоянии уразуметь, что кусочек бивня мог быть похожим на мамонта; для них тот или иной объект в любой момент времени мог быть лишь чем-то одним. Они были глупыми.

К ней бежал Милло. Восьмилетний брат Яхны был пучком энергии и шума, затянутый в слишком свободный комбинезон из

тюленьей шкуры. На ногах он носил шкурки чаек, вывернутые наизнанку, чтобы их перья сохраняли его ноги в тепле. Увидев, что она делала, он выхватил мамонта из руки Яхны.

— Мне, мне! Смотри, костолобая. Смотри! Мамонт! — он тыкал маленькой фигуркой в лицо костолобой самки.

Моча потекла по ногам самки, и Милло завизжал от восторга.

— Яхна! Милло!

Они оба обернулись. К ним шёл отец, Руд, высокий и сильный, с голыми руками, несмотря на холод этого ранневесеннего дня. В своей любимой обуви из кожи мамонта он шагал легко и широко. Он выглядел весёлым и взволнованным.

Реагируя на его настроение, дети бросили свою игру и побежали к нему. Когда Милло крепко сжал его ноги, как всегда делал, Руд нагнулся, чтобы обнять его. Яхна ощутила запах копчёной рыбы от его дыхания. Он формально приветствовал их согласно именам. «Моя дочь, моя мать. Мой сын, мой дед». Потом он схватил Милло за талию и стал со знанием дела щекотать сына; мальчик завизжал и стал корчиться, пытаясь вырваться.

— Вчера ночью мне снился сон о тюленях и нарвалах, — сказал Руд. — Я говорил с шаманом, и шаман метал свои кости.

Он кивнул.

— Мой сон был хорош, мой сон — правда. Мы выйдем в море и будем охотиться на рыбу и тюленей.

Милло возбуждённо скакал вверх-вниз:

— Я хочу поехать на санях!

Руд взглянул в лицо Яхне, ожидая ответа:

— А ты, Яхна? Ты пойдёшь с нами?

Яхна отстранилась от отцовских объятий, тщательно обдумывая ответ.

Отец не льстил ей, выспрашивая её одобрение. В этой общине охотников с детьми обращались уважительно с самого рождения. Яхна носила имя, а значит, и душу матери самого Руда, так что её мудрость жила в Яхне. Точно так же маленький Милло носил в себе душу дедушки Руда. Люди не были бессмертными, но их души и знание — были. (Конечно, имя Яхны, было вдвойне особым, поскольку это было имя не только бабушки Яхны, но и бабушки до неё: это было имя с корнями глубиной в тридцать тысяч лет.) И помимо долга, который налагали имена, как же дети должны будут стать взрослыми, если с ними не обращались, как с взрослыми? Поэтому Руд терпеливо ждал. Конечно, мнение Яхны могло и не стать решающим, но её рассуждения выслушают и оценят.

Она поглядела на небо, оценивая ветер и тонкую пелену облаков; она ткнула носком в замороженную землю, оценивая, подтает ли она сегодня достаточно сильно. В действительности она ощущала странного рода неловкость. Но воодушевление отца перевесило, и она отбросила тень сомнения.

— Это мудро, — серьёзно произнесла она. — Мы выйдем в море.

Милло закричал и запрыгнул отцу на спину:

— Сани! Сани!

Они втроём отправились обратно в деревню.

Во время разговора они игнорировали костолобую самку, которая лежала в грязи, свернувшись клубком, и дрожала, а моча стекала вниз по её ногам.

В деревне полным ходом шли приготовления к охоте.

В отличие от уродливых трущоб костолобых, деревня представляла собой организованную сеть куполообразных хижин. Каждая хижина была построена на каркасе из стволов молодых елей, которые принесли из лесов

к югу отсюда. Кожа и тундровый дёрн были уложены поверх каркаса, и в стенах были прорезаны дверной проём, окна и отверстие дымохода. Полы хижин были выложены, насколько возможно, булыжниками из русла реки. Даже некоторые места на улице между хижинами были выложены камнем, что защищало людей от риска утонуть в грязи мягкого тундрового суглинка.

Каждая хижина была обложена слоем огромных костей мамонта или рогов большерогого оленя. Эти щиты должны были помочь хижинам выдержать жестокие зимние ветры и получить защиту от животных: животные знали, что люди брали их жизни только тогда, когда им было нужно, и в свою очередь передавали свою мощь жилищам людей.

Вокруг этих костяных хижин стоял гул работы и предвкушения предстоящих событий.

Высокая охотница — Олит, тётя Яхны — чинила тонкой костяной иглой штаны из оленьей шкуры. Другие собрались на небольшой площадке, отведённой под хозяйственные работы, и делали сети и корзины, зазубренные гарпуны из кости и бивня, а ткачи работали на ткацких станках, делая ткань из растительных волокон. Значительная часть одежды, которую носили люди, была сделана из кожи животных ради тепла и долговечности, но были и роскошные изделия из ткани — юбки, ленты и сетки для волос, кушаки и пояса. Опыт в изготовлении верёвок, насчитывающий уже несколько десятков тысяч лет, поддерживался потребностью искать замену сухожилиям животных для связывания плотов и каноэ.

Все носили украшения — кулоны, ожерелья, нашитые на одежду бусины. И каждая открытая поверхность, каждый инструмент из кости, древесины, камня или бивня был украшен изображениями людей, птиц, растений и зверей: здесь были львы, шерстистые носороги, мамонт, северный олень, лошади, дикие быки, медведи, горные козлы, леопард, и даже сова. Изображения не были натуралистичными — животные скакали и вставали на дыбы, их ноги и головы иногда были нарисованы размытыми в движении; но они включали много точных деталей, подмеченных людьми, которые из поколения в поколение росли и знали животных, от которых так сильно зависели, так же близко, как знали друг друга.

Облик всех вещей был наполнен смыслом, поскольку каждый элемент окружающей обстановки был частью бесконечной истории понимания людьми себя и мира, в котором жили. Здесь не было ни одной вещи, у которой было лишь одно значение, одна цель: вездесущее искусство было доказательством новой интеграции людских умов.

Но даже сейчас ещё являли себя отдельные призраки былого разделения мыслительных процессов, потому что так будет всегда. Старик прилагал все усилия, чтобы объяснить девочке, что она должна использовать кремнёвое лезвие, чтобы резать свой кусок бивня мамонта, исключительно определённым образом. В итоге ему оказалось проще забрать у неё инструмент и просто показать ей, позволяя проявиться полунезависимым действиям его тела.

Эти люди, если говорить об их повседневной жизни, выглядели замечательно здоровыми: они были высокими, подвижными, уверенными в себе, с умными лицами, с чистой и гладкой кожей. Но детей здесь было очень мало.

Яхна зашла в хижину шамана. Большого и страшного мужчины нигде не было видно. Вероятно, он отсыпался после усталости минувшей ночи, когда он снова танцевал и пел на своём пути в мир транса. Вокруг его жилища было раскидано несколько сломанных лопаток оленей и лошадей. Некоторые из них были воткнуты в надрезанные палки и обожжены на костре. Едва взглянув на них, Яхна смогла увидеть, что рисунок, оставленный на них огнём, сулит удачу: сегодня действительно обещается хороший день для охоты на воде.