Эволюция
Шрифт:
Первая стрела улетела настолько далеко в сторону, что даже не побеспокоила птиц. Второй хватило лишь для того, чтобы насторожить их, и птицы взлетели с тревожными криками, хлопая поблёскивающими крыльями. Она сделала свой последний выстрел — гораздо более трудную попытку попасть в движущуюся цель — и одна из птиц скорчилась и упала на землю.
Брат и сестра с криками полезли по горному хребту и спустились к замёрзшему водоёму. Птица, растянувшись, лежала на льду, и её рваные перья были забрызганы кровью. Дети знали, что по льду лучше не бегать. Милло нашёл кусок еловой ветки. Они легли на живот на твёрдой
Мёртвая птица выглядела уродливой и неуклюжей. Но Яхна окружила её маленькую голову сложенными чашечкой ладонями. Она взяла немного снега, растопила его в своей ладони и полила воду в клюв неподвижной птицы: последний глоток. «Спасибо», — сказала она. Было важно оказывать эту дань уважения и животным, и растениям. Мир был богат — но только пока его не беспокоили слишком сильно.
Когда небольшая церемония была исполнена, Яхна быстро ощипала птицу, разрезала живот и выпотрошила её. Она сложила кожу и спрятала её к себе в карман: завтра она сделала бы лучшие стрелы, с перьями, которые дала ей куропатка.
Они ели сырое мясо, кровь стекала по их щекам и оставляла тёмно-красные пятна на снегу под ними. Это был момент триумфа. Но удовлетворение Яхны от добычи было недолгим. Свет тускнел, а воздух становился холоднее.
Без укрытия они умрут.
С луком за спиной и с последним кусочком мяса птицы во рту, Яхна повела Милло вглубь суши. Вскоре они пришли на открытую, заснеженную равнину. В центре луга снег был ей почти до колена.
Довольно неплохо.
Она резала блоки из окружающего её снега. Это была трудная работа: ей нечем было воспользоваться, кроме собственных рук и каменных лезвий, а верхние слои снега были мягкими и легко разрушались. Но глубже снег был спрессованным и твёрдым, как и было нужно.
Она начала укладывать блоки вокруг себя плотным кольцом. Милло охотно присоединился к ней. Вскоре они построили круговую стену из снежных блоков вокруг всё углубляющейся ямы. Они осторожно направили спиральные ряды блоков внутрь, пока не сделали купол аккуратной формы. Яхна пробила в стене тоннель, через который они могли входить и выходить, а Милло сгладил поверхность купола внутри и снаружи.
Снежный дом был маленьким и сделанным наспех, но он был пригоден для ночлега.
Сейчас свет быстро слабел, и уже отозвались эхом первые волчьи голоса. Они поспешно зарылись в свой снежный дом.
«Теперь мы в большей безопасности, чем прошлой ночью, — подумала Яхна, когда они прижались друг к другу для тепла. — Но завтра мы должны найти больше еды».
И нужно будет разжечь огонь.
II
Охотники вернулись с моря. Они разошлись по своим семьям, унося пищу, которую удалось добыть. Никаких выражений благодарности не прозвучало. У этих людей не было слов, чтобы сказать «пожалуйста» или «спасибо»: среди этого народа охотников-собирателей не существовало социального неравенства, которое требовало бы таких тонкостей. Пищу просто поделили в соответствии с потребностями.
Было много тихих разговоров о Яхне и Милло.
Месни, мать Милло и Яхны, явно прилагала
Грусть сделала её нездоровой: для Руда это выглядело именно так. Люди ценили в себе хладнокровие и самоконтроль. Считалось, что демонстрировать свои гнев или отчаяние было всё равно, что поступать, как маленький ребёнок, который вёл себя не лучше.
Руд ушёл в себя. Он бродил вокруг деревни и уходил дальше в её окрестности, охваченный стыдом и горем, отчаянно пытаясь сохранить невозмутимость на лице. Он ничего не мог делать для Месни. Он знал, что она должна свыкнуться с потерей, должна восстановить своё ощущение внутреннего покоя и самоконтроль.
Но для небольшой общины потеря была действительно ужасной. Для начала, их самих было немного. Эта небольшая деревня насчитывала около двадцати человек и состояла, по сути, из трёх больших семей. Они были частью более многочисленного клана, который каждый весну собирался на берегу большой реки к югу отсюда на большое праздничное торжество для торговли, поиска брачных партнёров и обмена историями. Но, хотя они собирались из дальних мест, на этих сборах их никогда не было больше, чем примерно тысяча человек: тундра не могла поддерживать большей плотности населения, чем эта.
В более поздние времена археологи нашли бы образцы изделий, оставшихся от людей вроде Руда, и подумали бы, что некоторые из них означали чудо плодовитости. Но это было не так. Плодовитость никогда не была проблемой для народа Руда. Всё было даже наоборот: проблемой было управление численностью населения. Люди знали, что они не должны переоценивать возможность земли прокормить их, и ещё то, что у них должна оставаться возможность быстро сниматься с насиженного места в случае наводнения, пожара, сильных морозов или засухи.
Поэтому они уделяли внимание количеству детей, которых выращивали. Между их рождениями проходило по три или четыре года. Существовало множество способов добиться такого результата. Месни достаточно долго кормила грудью и Яхну, и Милло, чтобы подавить свою способность к деторождению. Простое воздержание или секс без проникновения служили этой же цели. И ещё, как всегда, смерть преследовала самых молодых. Болезни, несчастные случаи и даже хищники гарантированно забирали себе изрядное количество самых слабых.
Если было нужно — хотя Руд был благодарен судьбе за то, что ему самому никогда не приходилось так поступать — если для здорового ребёнка действительно не оказывалось места в этом мире, смерть могла протянуть руку помощи.
Пока ограничения численности в целом соблюдались, даже среди этого скудного пейзажа, на краю пригодного для жизни мира люди Руда хорошо питались, наслаждались свободным временем, и, живя в лишённом иерархии и основанном на уважении обществе, вознаграждались крепким телесным и умственным здоровьем. Руд продолжал бы жить в этом болотистом, наполовину замороженном раю, даже если бы требовалось заплатить за это ценой бесчисленных маленьких жизней, угасших в холодной и печальной тьме.