Европа-45. Европа-Запад
Шрифт:
А в горах ждал самолет. Маленький, однокрылый самолет, на котором должен был полететь некий человек; о существовании этого человека ничего более не знала Европа. Полетел ли он? Выполнил ли последнюю свою миссию доктор Гйотль, уже находясь под арестом?
Конечно, можно было бы скрыться с успехом, если б он не ждал никого из Германии и рискнул использовать самолет для себя. Тогда не было бы этих назойливых сержантов, бессмысленного ожидания и мрачных мыслей, упирающихся в отчаяние.
Когда в комнату Гйотля вошел английский полковник, арестованный улыбнулся с облегчением: как бы
Когда же он всмотрелся в лицо полковника, то всплеснул руками от радости:
— Господин Швенд!
— Ошибаетесь,— сухо сказал полковник, делая знак сержанту, чтобы тот оставил их.
— Господин оберштурмбанфюрер Вендинг! — не растерялся Гйотль.
— Ошибаетесь! — столь же спокойно и бесстрастно ответил полковник.
— Тогда ради всего святого объясните, что это значит? — простонал Гйотль.
— Сядьте, Гйотль, и прежде всего успокойтесь.— Полковник пододвинул к себе стул.— Как видите, нам все известно.
— Кому это — вам?
— Только не задавайте бессмысленных вопросов. Ведь вы хорошо меня знаете. За время нашего бывшего сотрудничества я тоже вас хорошо изучил и знаю, что вам отнюдь не свойственны всякие там аффекты. Сами понимаете: сейчас не время для сантиментов.
— Послушайте, полковник. Я подозревал тогда, что имею дело с проходимцем, допускал, что вы могли продаться какой-нибудь иностранной разведке, но поверьте, ни на секунду не возникала мысль, что возле меня — разведчик, к тому же в нешуточном чине!
Роупер скупо ухмыльнулся в ответ на этот замаскированный комплимент, высказанный, как и можно было ожидать от немца, грубо и даже оскорбительно для достоинства офицера его величества.
— В данный момент никого не интересует, что вы думали,— сказал он.— Знайте одно: я специально приехал в Альтаусзее арестовать вас, а если не вас, то ваших сообщников и найти здесь все касающееся вашей деятельности на протяжении последних лет и тем самым представить материалы для союзнического трибунала, который будет проходить в Нюренберге. Раз вы попали нам в руки, то считаю нужным предупредить вас, чтобы вы не пытались отнекиваться
— Отнекиваться? Но от чего?
— Не ставьте риторических вопросов. Вас обвиняют в экономической диверсии против союзников, в частности против Великобритании.
— Давеча вы намекнули, что я только свидетель обвинения.
— Совершенно верно. Трибунал в Нюрнберге будет судить главных военных преступников. Вас, разумеется, нельзя причислить к главным, поэтому вы будете давать показания.
— Чтобы после всего получить отдельный приговор?
— Вполне возможно.
Было время — Гйотль восхищался твердостью и невозмутимостью Швенда — Вендинга; ему импонировало службистское рвение своего подчиненного, он радовался, что нашел наконец человека, начисто лишенного всяческих чувств, человека голого интереса и долга. Все то, что некогда приводило его в Швенде в столь восторженное состояние, теперь обернулось против него самого. Бывший Швенд сидел напротив. На его мундире выделялись красные петлицы британского генерального штаба.
— А что, если я раскрою вас перед трибуналом? — Гйотль неожиданно пошел в атаку.
— Как вы это сделаете? — спросил Роупер равнодушно.
— Очень просто. Расскажу о том, как вы сотрудничали со мной, сколько прошло через ваши руки фальшивых фунтов стерлингов, сколько вы дали нам валюты, которая, естественно, пошла не на елочные украшения для немецких детей, а на оружие, на борьбу против союзников.
— Это отпадает. Вы ведь не знаете даже моей фамилии.
В самом деле... Как это Гйотль не подумал об этом?
Швенд, Вендинг — все это были вымышленные фамилии, их можно найти на дороге сотню и тысячу. Сказать трибуналу, что в этом деле был замешан какой-нибудь британский полковник? Но ведь в армии его величества много полковников. Гйотль с грустью подумал о самолете в горах. Вот когда бы он бежал! Его обманули, как сопляка-мальчишку. Обещали, что перемена фамилии, школа, родители учеников — все это послужит ему надежной защитой и он окажется вне всяких подозрений. А что получилось? Этот англичанин с рыбьей кровью не нуждается ни в каких доказательствах и знает все столь же хорошо, как сам доктор Гйотль. Обладай он силой, то и этого полковника можно было бы посадить на скамью подсудимых вместе с Гйотлем. Свидетель обвинения...
Это звучит издевательски. Свидетель, которого после поведут на виселицу или же навеки упрячут в тюрьму!
Гйотль сделал последнюю попытку воздействовать на чувства полковника, хотя знал почти наверняка, что у него вместо чувств — пустота.
— Нет, кроме шуток, я страшно переживал по поводу вашего исчезновения тогда, после вашего свидания со Скорцени,— сказал он.— Вы не подавали никаких признаков жизни.
— Как видите, я подал эти признаки теперь.— Желваки на лице полковника заиграли.— Однако не думаю, чтобы вам от этого было легче.
— Я уже опасался,— не слушая его или делая вид, что не слушает, продолжал Гйотль.— Я боялся, что Скорцени... э-э... убрал вас... есть у него такая мерзкая манера.
— Была,— уточнил полковник.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что теперь Скорцени будет думать не о своих манерах, которые у него были при третьем рейхе, а только о своей шкуре.
— Да, это правильно. Он, несомненно, удрал за границу. На его совести слишком много грязных дел. Но тогда я искренне сожалел, поверьте мне, сожалел, не получая от вас вестей.
Роупер усмехнулся. Наконец! Наконец-то он возьмет реванш и за Скорцени, и за те выстрелы, которые направлены были против него на Римском аэродроме и здесь, в Волькенштейне.
— Это верно: Скорцени действительно хотел меня убить,— сказал он,— и, очевидно, не без вашего умысла, а то и просто указаний...
— Что вы! Что вы! — испуганно замахал руками Гйотль.
— Как видите, я жив и невредим.
— Бог услышал мои молитвы о вас.
— Любопытно. Вы и теперь продолжаете молиться за меня?