Европе не нужен евро

Саррацин Тило

Такое представление соответствует требованию англосаксонских экономистов, а также главных экономистов крупных банков, уменьшить путем инфляции часть накопившихся государственных долгов посредством продолжения политики низких процентов и достаточной денежной массы¹²¹, но не соответствует той роли, которая отводится ЕЦБ как преемнику Бундесбанка Маастрихтским договором. Бывший главный экономист ЕЦБ Юрген Штарк писал по этому поводу в конце декабря 2011-го в своем прощальном письме сотрудникам, предупреждая об «иллюзии верить в то, что денежная политика может решить большие структурные и фискальные проблемы в еврозоне». Он предостерег также от опасности для сохранения стабильности цен¹²². В кадровом составе совета директоров тоже заметны перемены: бывшее доминирование

северных стран уступило место преобладанию южан. Единственный немец в правлении, бывший госсекретарь по финансовым вопросам Йорг Асмусен, является в настоящее время путешествующим «главным дипломатом» ЕЦБ, кроме того, он занимается строительством нового здания для администрации ЕЦБ. Президент немецкого национального банка Йенс Вайдман не может больше, как прежде, поиграть с главным немецким экономистом в совете Центрального банка в бильярд ¹²³. Это выглядело бы так, будто бы он тоже утратил поддержку федерального правительства. Он стал одиночным бойцом за стабилизацию стоимости денег¹²⁴.

Ганс-Вернер Зинн формулирует это очень кратко: «ЕЦБ должен был строить свою работу по образцу Бундесбанка. Но этого, к сожалению, не случилось. Иначе бы Бундесбанк не оттеснялся на позиции меньшинства при каждом решении по покупке государственных облигаций и по качеству гарантий для кредитов на рефинансирование. Совет ЕЦБ на 70 % находится в руках Club Med (неофициальное название сообщества государств средиземноморского региона. – Прим. пер.) и Франции»¹²⁵.

Очевидным стало в последние годы непременное желание стран евро держаться за единую валюту, которое больше сказывается на оценках на рынках, чем достигнутые до сих пор скудные результаты акций по спасению. Но на рынки также накладывало отпечаток и то, что деятельность валютного союза происходит при продолжающихся нарушениях законодательства, а это приносит с собой самостоятельные опасности: «Функционирование современной бумажной валюты основывается на доверии, это в первую очередь связано с сохранением лежащего в его основе правопорядка. Неуважение правил валютного порядка почти всегда является началом конца такого порядка»¹²⁶.

Марио Драги и его «Большая Берта» фатально напоминают о долгом времени триумфа, а в итоге о катастрофической политике американского президента Центрального банка Алана Гринспена. Его продолжительная стратегия дешевых и достаточных денег привела прямиком к мировому финансовому кризису 2007–2009, хотя в течение десяти лет эту стратегию одобряли и хвалили ¹²⁷ (см. главу 6).

5. «Преимущества» валютного союза. Задаваясь принципиальным вопросом

Появился бы евро, если бы мы в 1992 году знали то, что мы знаем сейчас?

По известному высказыванию Клаузевица, первой жертвой войны является правда, и в дискуссии о единой европейской валюте, похоже, дело обстоит так же: Маастрихтский договор исключил как принцип Bail-Out государственных бюджетов, денежное государственное финансирование со стороны ЕЦБ и прописал независимость ЕЦБ, а также обеспечение стабильности цен, как его первоочередную обязанность. Сегодня еврозона де-факто несет коллективную ответственность за государственные долги, ЕЦБ по самые уши влез в монетарное финансирование и тесно втянут в санирование государственных бюджетов. Цель обеспечения стабильности цен тихо отступает назад по сравнению с целью любой ценой сохранить евро.

Единая валюта политически умерла бы летом 1992 года, если бы кто-либо из тогдашних деятелей или комментаторов смог бы заглянуть в 2010–2011 годы. Министр финансов Шойбле, дававший интервью газете S"uddeutsche Zeitung, на вопрос «не сделали ли тогда архитекторы евро ошибку», тем не менее ответил: «Нет, мы не сделали ошибки. Но то, что мы действительно не могли предвидеть, так это опасности экономического заражения, которая чрезвычайно выросла из-за все большей экономической и технологической глобализации. Если бы Греция с долей экономических показателей в ЕС в 2,4 % раньше попала бы в затруднительное положение, то многие этого вовсе бы не заметили. А сегодня из-за этого мгновенно возникает проблема для всей зоны евро»¹.

Шойбле целенаправленно избегает говорить о правде и замалчивает центральный пункт. «Не экономическая и технологическая глобализация» представляет опасность заражения греческим кризисом. Если бы еще существовали драхмы, то экспортный кризис для изюма или маслин так же, как греческое государственное банкротство, мало бы кого заинтересовал. Риск заключается, скорее, в самой единой валюте и в коллективном пренебрежении установками Маастрихтского договора с самого начала валютного союза.

Вольфганг Шойбле известен чуть ли не как фанатичный приверженец объединенной Европы. Но ему и многим другим единая валюта уже в 1992-м, при одобрении Маастрихтского договора, служила преимущественно средством для достижения более высокой цели. В 1992-м ответственные за приятие решений политики смирились с экономическими рисками ради политической цели, а сегодня преемники тогдашних ответственных политиков представляют возникшее из-за этого вынужденное положение как безальтернативное. Но это верно лишь тогда, когда нет возможности вернуться к прежнему состоянию до валютного союза.

Для поведения нынешних политиков также есть вывод Гидеона Рахмана: «For reasons of pride, fear, ideology and personal survival, it is extremely hard for European leaders to accept that the euro is a large part of the problem. Instead the search for other explanations of the economic crisis: Countries have failed to stick to the rules. The have lied. Europe needs new political structures. The bazooka is not big enough. The markets are irrational. The people are revolting»².

«Из соображений гордости, страха, идеологии и личного выживания чрезвычайно трудно для европейских лидеров согласиться с тем, что евро является большой частью проблемы. Вместо поиска других объяснений экономического кризиса, надо признать: страны не смогли соблюдать правила. Они лгали. Европа нуждается в новых политических структурах. Одной базуки недостаточно. Рынки иррациональны. Люди начинают бунтовать». Обидно признаваться, что высказанные первоначально политэкономические сомнения относительно единой валюты большей частью подтвердились и что евро как таковой способствовал возникновению и поддержке кризиса в Европе.

Рухнет ли Европа, если рухнет евро?

Поэтому велико искушение прекратить любые дискуссии на тему целесообразности единой валюты. Очень удачна формулировка Ангелы Меркель: «Если рухнет евро, то рухнет и Европа», поскольку никто в Германии, кроме нескольких представителей Немецкой национальной народной партии и правых популистов, не хочет нести ответственность за развал Европы. Но от этого подразумеваемая в этой фразе причинная связь не делается более правильной.

Ни Общий рынок, ни общая внешняя и военная политика, ни дальнейшее демократическое развитие европейских институтов, ни постепенное усиление элементов федеративного государства в Европейском союзе не предполагают в обязательном порядке наличие единой валюты или что это каким-то образом всем принесет облегчение. Получается как раз наоборот: при подготовке к введению единой валюты немецкий политический класс был уверен, что чуть ли не по законам природы вскоре появится политический союз, потому что иначе валютный союз не будет стабильным. Увы, этого не случилось. Евроскептики в итоге оказались правы, а политического союза пока все еще не предвидится.

Верным в высказывании Меркель является другое: соотношение между успехом или неуспехом евро, с одной стороны, и дальнейшей европейской интеграцией, с другой стороны, асимметрично: функционирующий евро автоматически ничуть не поднимает Европу до небес федерального государства. Но развал еврозоны мог бы иметь негативные последствия для дальнейшей интеграции Европы, он может запустить политическую динамику, которая поставит под сомнение уже достигнутые шаги по интеграции.

Поэтому необходимо сделать все, что укладывается в рамки разумного, для того чтобы защитить евро, но отнюдь не любой ценой. Цена, которая платится за евро, была бы слишком высокой, например, в том случае, если результатом стала бы общая фискальная ответственность в еврозоне. Она была бы также слишком высокой, если бы основные условия единой валюты на длительное время препятствовали бы экономическому развитию в южных странах или ограничивали бы добросовестную конкуренцию в странах евро.