Европейская поэзия XVII века

Коллектив авторов

ФРАНЦУЗЫ

Бон выпивон! Шансон горланить! Наливай, мон шер, и пей до дна! Будем топать и хлопать, вопить и буянить! Вив ля гер! Наступает война! Эй, веселее! Еще вина! Пьем! На войне, так уж как на войне! Мужичье отлупим, выпивки купим — Никто помешать не посмеет мне!

АНГЛИЧАНЕ

Благородные инглиш джентльмены! Каждому — леди, энд вери вел! Ваши услуги весьма бесценны В веденье голландских военных дел! Берись за дело, коли умел — Энд кис ее, кис — лови момент! Смелее тыкай тяжелою пикой! Не оставляй ржаветь инструмент!

НЕМЦЫ

Моя сокровищ, давай не груститься! Война имеет начаться ведь! Шорт побери! Мушичьё поучиться От меня имеет порядок иметь! Долшен и деньги в карман звенеть! Я никогда не упустит моё! Выдершим стойко добрый попойка! За всё имеет платить мушичьё!

НИДЕРЛАНДЦЫ

Вы,

нидерландские матросы, Бойцы на земле и в стихии морской! Вам надоели пашни, покосы — Вы берете оружье крепкой рукой — Началась война — кончен покой! Поскольку исхода мирного нет, Испанские орды получат твердый И недвусмысленный ответ!

ФРИЗЫ

Проасти, невеста, проасти, милоашка, Жениться, увы, никак не моагу. Печальноа, грустноа, скорбноа, тяжкоа. А будешь плоакать — проасто сбегу. Милоашка, да где ж я воазьму деньгу? Воайна! Вербоавщики — с разных стороан! Хвоативши лишку, бегу вприпрыжку — Мне оабещали тысячу кроан!

ЛАТИНИСТЫ

Вос, студиозис, народ особый, Вы, что привыкли с давних пор Деньгибус тратить не для учебы, А на танцыбус эт случайный амор, Продавайте книги, бросайте вздор, Чем пер платеас шляться, вконец охмелев, Кончайте драки, ступайте, вояки, На мужикибус выместить гнев!

* * *

Сколько я не спал ночей В тщетной, пламенной надежде! Пусть мольбы все горячей — Ты безжалостна, как прежде! В мире нет страшней суда! Полюби сейчас же, полюби сейчас же, полюби сейчас же Или никогда. Встретил я твой нежный лик, Белоснежный, безгреховный, И в груди моей возник, Воспылал пожар любовный! Сколь горька моя беда! Полюби сейчас же, полюби сейчас же, полюби сейчас же Или никогда. Повели мне умереть, Коль тебе сие приятно — Я возьмусь за дело впредь, И умру, неоднократно, Не жалеючи труда! Полюби сейчас же, полюби сейчас же, полюби сейчас же Или никогда. Сколь давно тебе служу — Счет годам утрачу вскоре! Места я не нахожу Для себя в подобном горе! Тягостна моя нужда — Полюби сейчас же, полюби сейчас же, полюби сейчас же Или никогда. О Богиня, я вполне Изучил твои повадки,— Что ж, прикажешь сгинуть мне От любовной лихорадки? Хоть зардейся со стыда! Полюби сейчас же, полюби сейчас же, полюби сейчас же Или никогда.

* * *

День, или месяц, иль, может быть, год Счастье давалось нам полною чашей — Час или два у Фортуны уйдет На истребление радости нашей! Юность, красота и власть Нас должны покинуть, Все обречено пропасть, Неприметно сгинуть. Как вода, в никуда Исчезает слава, Тяжек рок, близок срок, Коротка расправа. Скуден итог от работы дневной, Счастье, придя, удалиться готово. Горькой заплатите, люди, ценой За предпочтенье блаженства земного! В океан мирских забот Струйка счастья канет, Юность нынче зацветет, А назавтра — свянет. И не рад, кто богат В золотом жилище, Искони числя дни, Как монетки — нищий. Новое время больно слепотой, Высшим кумиром поставя богатство. Как не воспомнить мне век золотой, Век отдаленный свободы н братства! Не велик, но и не мал Был в доходах каждый, И никто не голодал, Не страдал от жажды. Процвело всюду зло, Подло все и лживо — Не к добру, что в миру Царствует нажива!

УХАЖИВАНИЕ ЗА МЕННОНИТКОЙ

Приволокнулся я за юной меннониткой. Лишь первый поцелуй сумел сорвать я прытко, Она сказала мне: «То было или нет, Но удалиться прочь примите мой совет! Ведь от иной сестры схватил бы оплеуху, Пожалуй, даже наш священный брат по духу!» Стеня, к ее ногам я попытался пасть, Я тщетно сообщал, что к ней питаю страсть. Но холодна к мольбам она была, как рыба. Я рек: известны ль ей слова какие-либо В Писанье — кто клеймил влюбленных и когда? Я тут же принужден сгореть был со стыда. Ярился Моисей, текли псалмы Давида, Из слов апостолов воздвиглась пирамида, Пророки древние смешались в суп густой… (Здесь вряд ли мог помочь и Валентин Святой.) И глянуть на меня не думала, паршивка! Не то цветист камзол, не то пышна завивка, Просторны ли штаны, лазорев ли крахмал, Велик ли воротник — я думал — или мал, Иль на моем плаще излишне много складок? Короче говоря, я грешен был и гадок. «До встречи», — я сказал, увидев наш контраст. «Ступайте, господин, ступайте! Бог подаст». Я через короткий срок пришел для новой встречи. И платье изменив, и переделав речи. Я волосы прижал к вискам по волоску И выбрал воротник, похожий на доску. Ни лишнего шнурка, ни золотой заплаты! Из уст моих текли священные цитаты! «Мир дому!» — возвестил я набожной сестре, Зеницы

возводя, как надобно, горе. Я обращался к ней «сестра», а не иначе, Покуда не берясь за сложные задачи. Откуда-то главу прочел ей наизусть (Пусть лишний раз речам святым внимает, пусть И делу послужил напор богослужебный: В ее очах огонь затеплился целебный. «Клянусь, что будет так!» — я рек, яря свой пыл И сочный поцелуй по-фризски ей влепил. Она зарделась (но, мне кажется, притворно), «Помилуйте, — рекла, — молва людская вздорна», Но я поклялся ей, что тоже не дурак, И лучше станет нам, когда наступит мрак. «Да, свечи потушить я требую сурово, Не то нарушите вы клятвенное слово!» — Она произнесла, — вот свечи я задул, Затем впотьмах с трудом нашел какой-то стул, Привлек ее к себе, пристроился удобно, И прошептал: «Сие мгновенье бесподобно». «Воистину ли так? — промолвила она.— Я, право, признаюсь: я не была должна… Но клятва… Ваших просьб могла бы я не слушать, Но клятву мы могли, к прискорбию, нарушить». «Так будет ли финал?» — я вопросил. «О да, Но не давайте клятв столь дерзких никогда!»

* * *

Юные нимфы, любимицы нег, Сладостней всех, миловидней и краше! Что ж, ваши песни умолкли навек? Может быть, радости кончились ваши? Что же не слышно кругом ни словца, И неужель отцвели до конца Юные ваши сердца? Солнце еще не спешит на закат, Будем смеяться, дурачиться будем! Пусть от веселья вокруг задрожат Горы, на зависть скучающим людям! Эх, собиралось ли в мире хоть раз Общество, славное столь, как у нас — Музыка, пение, пляс! Старости скоро наступит черед — Пусть и не завтра, но все-таки скоро. Счастье развеется, радость пройдет — Это ли жребий для юного взора, Нежных ланит и прелестнейших рук? Милое общество добрых подруг! Встанем же, встанем же в круг! Что ж не поете вы — что за дела? Что оставляете смех напоследок? Вспомнить, что жизнь хороша и светла, Я призываю ближайших соседок! Стыдно? Не прячьте-ка ручку свою! Песню и сам я, пожалуй, спою: Слава земному житью!

КОНСТАНТЕЙН ХЁЙГЕНС

НИЩИЙ

Он — ветвь неплодная; бродячая звезда; Издольщик улицы; стервятник без гнезда; Чернец без клобука; архиерей без храма; Он нищей наготой почти затмил Адама; Последыш роскоши; ползучий паразит; О пище вопия, он просит и грозит; Нахлебник страждущих, мятущийся несыто; Беспанцирная желвь; безрогая улита; Обрубок прошлого; теплоподатель вшей; Безродный выродок, пинаемый взашей От каждой лестницы; клочок зловонной шерсти; Жалчайший на земле отщппок жалкой персти; Скудельный черепок; беспламенная пещь; Укор для христиан; наивреднейший клещ; Гнилого гноища наибеднейшпй житель; Корзина черствых крох; гроша казнохранитель. Лишь языком трудясь, промыслит он обед; Где бесполезна речь — он шрамом вопиет, Глаголает культёй, увещевает палкой — Чтоб сострадателю предстать руиной жалкой. И пусть бренчал Орфей на лире золотой — Шарманкой пользуясь иль дудкою простой, Он львов поукрощать и днесь весьма не промах (Хоть львы — на медяках, ему в кошель несомых). Он вечно празднствует, и, статься бы могло, Я мог бы возлюбить такое ремесло. Зрит жизнь во церкви он, зрит смерть в градоначальне; Заемщика в миру не сыщется бахвальней, Чем он, сулящий рай за каждый медный грош; Он вспомнит о зиме, лишь станет невтерпеж, Когда уже кругом поляжет слой снежинок — Ошметки собирать пойдет на торфный рынок; Он мерзнет на жаре и греется в мороз, И ни на что притом не сетует всерьез; Одежда есть — добро, а нет — так и не надо: Ползноя Богу он вернет, полснегопада; Он не завидует владетелям ничуть. И все же, Господи, его не позабудь!

КОМЕДИАНТ

Он всюду, он везде, он встречный-поперечный; Шпагоносящий смерд; нужды скиталец вечный; Господень попугай; всегда смешлив на вид, Он полон глупости, по в ней мастеровит, Искусный плаватель в ее морях безбрежных; Живое зеркало мгновений быстробежных; Потешный Аристип; во храме смеха страж; Тень воплощенная; болтающий мираж. Да, каждый должен бы сиять в искусстве этом! Он всякий раз иной — в согласии с сюжетом. Когда, по действию, он попадет на трон, Готов облечься он хоть в дюжину корон, Когда же в нищету повергаут он по роли — Решишь, что он вовек иной не ведал доли. Под маску спрятавшись, то вверх, то вниз скользя. Стоит на месте он: проста его стезя. Мир лицедействует перед очами Бога: Иному роль нужна, в которой реплик много, Иной бегом бежит, иной лежмя лежит, Тот златом дорожит — а тот не дорожит; Но счастлив только тот, кто на златой средине Гордыней не влеком ни к бездне, ни к пучине, Разумно радуясь и не боясь невзгод, Решает: «Есть, что есть, а завтра — Бог пошлет».

АМСТЕРДАМ

Прибереги восторг, о незнакомый друг, По поводу чудес, простершихся вокруг: Что стоят все слова о царствах небывалых — Пред роскошью, что здесь отражена в каналах! Гармония воды и звонких мостовых, Магнит для ценностей и кладезь таковых; Вдвойне Венеция; дворец тысячестениый; Торф, ставший золотом! Немотствуй, гость почтенный; Рекут: роскошен Рим; кричат: красив Каир — Но Амстердаму честь воздаст в молчанье мир!