Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания.
Шрифт:
Но, как я выяснил, лично меня совсем не вдохновила Клаудия Шиффер, плавающая в коробке зернистого творога. Нос и щеки жгло от ледяного ветра.
— Э-э, Эд… может, мы перенесем наш урок куда-нибудь в помещение? — спросил я. — Тут неподалеку есть Starbucks.
— Нет-нет. Холодный воздух полезен для мозга, — ответил он. — А теперь внимание! Мы только что вошли в твой дом. Я хочу, чтобы ты мысленно повернулся налево. В какую комнату мы теперь попадем? — спросил он.
— В гостиную. В ней стоит рояль.
— Отлично. Наш третий предмет — лосось, копченный на торфе. Давай представим где-нибудь под струнами рояля много дымящегося торфа. А на крышке инструмента — лосося, выловленного возле Гебридских островов. У-у-у! Чувствуешь запах? — он
И снова я не знал, что такое лосось, копченный на торфе, но предполагал, что это некая разновидность копченой лососины, так что ее я и представил.
— Вкусно пахнет, — с закрытыми глазами произнес я.
(Если у вас дома нет рояля, просто положите копченного на торфе лосося куда-нибудь слева от входа.)
Следующим предметом в списке значились шесть бутылок белого вина, которые мы решили положить на запятнанный белый диван рядом с роялем.
«Теперь было бы хорошо очеловечить эти бутылки, — предложил Эд. — Живые объекты запоминаются лучше, чем неживые». Этот совет, как и многие другие, взялся из «Риторики для Геренния». Автор советует создавать образы «удивительной красоты или крайнего уродства», заставлять их двигаться и украшать их таким образом, чтобы сделать более неординарными. Можно «обезобразить их — запятнать кровью, запачкать грязью или заляпать красной краской» или же «прибавить что-нибудь смешное к нашим объектам».
— Можно представить, как марки вина обсуждают между собой, кто из них лучше, — предложил Эд, — Типа мистер Мерло говорит…
— Мерло, Джош, это не белое вино, — с изумленным смешком прерывал меня Эд. — Давай лучше вообразим, как шардоне бубнит оскорбления в адрес почвы, на которой произрастает совиньон блан, а рядом гевюрцтраминер [55] хихикает над расходами на производство рислинга… типа такого, Я подумал, что это достаточно веселая картина, чтобы задержаться в памяти. Но почему? Что делает шесть очеловеченных высокомерных бутылок более запоминающимися, чем слова «шесть бутылок вина»? Ну, во-первых, визуальное представление настолько абсурдной ситуации требует намного больше усилий, чем простое прочтение слов. Затратив столько умственных усилий, я сформировал между нейронами более стойкие связи, которые будут сохранять это воспоминание. Еще важнее то, что говорящие бутылки хорошо запоминаются благодаря своей необычности. Обычных бутылок белого вина я уже навидался достаточно, а вот говорящей не видел ни одной. Если бы я просто пытался запомнить слова «шесть бутылок вина», это воспоминание вскоре смешалось бы с воспоминаниями о других бутылках вина.
55
Технический сорт винограда. Используется для производства белых вин (нем. Gew"urztraminer).
Взвесьте: сколько завтраков, съеденных на прошлой неделе, вы помните? Помните, что вы ели сегодня? Надеюсь, да. Вчера? Думаю, вам пришлось слегка напрячься. А позавчера? Неделю назад? И дело не в том, что воспоминание о завтраке, съеденном на прошлой неделе, испарилось. С правильными подсказками — вопросами о том, где вы ели или с кем, — вы, скорее всего, вспомните, что лежало на тарелке. То, чем вы однажды позавтракали на прошлой неделе, трудно вспомнить по другой причине: ваш мозг сложил тот завтрак со всеми остальными, которые вы съели как просто завтраки. Когда мы пытаемся вспомнить что-то из категории, включающей в себе множество таких «завтраков» или «вин», слишком многие воспоминания подворачиваются под руку. Воспоминание о блюдах, съеденных на завтрак в прошлую среду, необязательно пропало, просто вам не хватает нужного крючка, чтобы выудить его из моря воспоминаний о других приемах пищи. Но говорящее вино уникально. У этого воспоминания не будет конкурентов.
— Дальше у нас идут три пары носков, — продолжил Эд, — Может, где-нибудь поблизости есть лампа, где их можно развесить?
— Да, рядом с диваном есть лампа, — сказал я.
(Если вы все еще с нами, разместите шесть бутылок вина и три пары носков где-нибудь в первой комнате вашего дама.)
— Великолепно, Так, теперь у меня есть два способа, чтобы сделать носки привлекающими внимание. Первый — сделать их старыми и вонючими. Второй — сделать их хлопковыми носками такой невероятной расцветки, о которой ты всегда мечтал. Давай на последнем и остановимся. Итак, представь себе носки, болтающиеся на лампе. И, поскольку никогда не мешает добавить к происходящему немного мистики, вообрази внутри этих носков маленькое привиденьице, грациозно вытягивающее и растягивающее их. Правда, попробуй это нарисовать себе. Представь прохладное прикосновение мягких хлопковых носков к своему лбу.
Таким образом мы с Эдом мысленно прошлись по дому моего детства, разбрасывая по дороге образы. В столовой я представил себе трех женщин, крутящих хулахупы стоя на столе. На кухне — мужчину, ныряющего в раковину с трубкой аквалангиста, и машину для изготовления сухого льда, выплевывающую клубы дыма на столик. (Успеваете?) Из кухни я перешел в маленькую комнатку. Следующим в списке стояло «написать e-mail Софии».
Я открыл глаза, ожидая от Эда помощи, и увидел, как он слюнявит край бумаги, чтобы скрутить новую сигарету.
— Как должно выглядеть «написать e-mail Софии»? — спросил я.
— М-м-м, это сложно, — сказал он, откладывая сигарету. — Видишь ли, e-mail сам по себе не особенно запоминающаяся вещь. Чем абстрактнее слово, тем хуже оно запоминается. Нужно как-нибудь конкретизировать этот e-mail у нас действовал не e-mail, a she-mail [56] , Можешь себе такое представить? А теперь нужно связать she-mail с Софией. Что первое приходит в голову при слове «София»?
— Столица Болгарии, — ответил я.
56
She-male (англ.) — транссексуал.
— У тебя отличное образование, Джош, Браво! Но, увы, это плохо запоминается. Давай лучше возьмем Софи Лорен. И пусть she-mail держит ее у себя на коленях, пока печатает на компьютере. Представил? Заинтересовала тебя эта картинка? Великолепно.
Теперь скорость создания образов возросла. Я вышел из комнатки и представил хорошенькую женщину в обтягивающем комбинезоне телесного цвета, мурчащую в коридоре. Я поместил Пола Ньюмана в ближайшей нише и лося на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подвал. Я спустился по ступенькам в гараж, где оставил образ Эда, сидевшего в матерчатом кресле кинорежиссера и выкрикивавшего указания в огромный рупор. Затем я представил, как нажимаю кнопку, открывающую дверь гаража, и выхожу на задний двор, где обмотанный ремнями верхолаз пытается с помощью веревок взобраться на огромный дуб. И последний образ, барометр, я поместил рядом с забором.
— Чтобы запомнить, что это БАР-ометр, вообрази столбик термометра в свиных шкварках и прочих барных закусках, — очень кстати предложил Эд.
Завершив обход дома, я открыл глаза. «Отлично! — сказал Эд, медленно и серьезно аплодируя. — А теперь, я уверен, ты обнаружишь, что процесс вспоминания этих вещей невероятно интуитивен. Видишь ли, чаще всего воспоминания откладываются в семантических сетях, то есть в паутине ассоциаций, случайным образом. Но ты сейчас уложил множество воспоминаний в контролируемой последовательности. Благодаря особенностям пространственной памяти тебе надо лишь снова пройти путь по дворцу памяти, и в каждом месте, где ты оставлял воспоминания, они будут возвращаться к тебе. А тебе нужно лишь перевести эти вещи обратно в то, чем они были изначально».