Ёжик
Шрифт:
— Заходите, заходите, у меня тут как раз пара щеночков есть. Маруся всегда была умница, ничего-то ей не пришлось объяснять. Мы с Ежиком спровадили малого в дальнюю комнату, где обитали щенки, и оставив его там совершенно счастливого, утащили Марусю на кухню.
— Ну выкладывай, что стряслось! — выпалила Ежик, не дав нашей знакомой даже спокойно сесть на стул.
Маруся вздохнула и выложила. Печальную историю о своей безответной любви. Ежик слушала, кивала, вздыхала и под конец сказала Марусе, что она полная дура.
Я был с ней полностью согласен. И местами даже рад, что не меня одного сегодня записали в слабоумные.
Конец июня
— Знаешь,
— Не-а… — мне было удивительно хорошо. Думать ни о чем не хотелось, а послушать — пожалуйста. Про свой день рожденья она и раньше говорила, но тут видимо стоило ожидать каких-то новых откровений.
— Все просто. Я — нежеланный ребенок. Отец и мама только закончили универ, когда узнали о том, что я у них завелась. Нафиг им не нужны были такие сложности. Отец сразу сказал маме — делай аборт. А она не согласилась. Мои предки тогда даже разбежались на этой почве. Меня мама полтора года одна растила. А потом отец увидел ее с коляской. Случайно, на улице. И не удержался, подошел посмотреть, кого на свет белый привел. Короче, понравилась я ему. Прикинь, да? Бред… Сопли, как в мыльной опере. Короче, они с мамой опять сошлись. Стали жить-поживать, добра наживать. Только, вот, ты знаешь… я все равно будто чуяла всегда, что что-то у нас не так, все маму спрашивала, любят они меня с папой или нет. А однажды мама не выдержала и во время очередного семейного скандала сорвалась, сказала, что я не нужна была отцу. А потом уж я и все остальное узнала.
Я не стал говорить ей, что у меня все сложилось очень похоже. Денек был такой славный. Зачем портить его грустными воспоминаниями? В кои-то веки выбрались из города, устроили себе настоящие каникулы. Нет, для грусти места я оставлять не захотел.
Мы еще немного посидели у пруда, а потом Анна решила прогуляться до ближайшей церкви. Не знаю, чего ей там в голову взбрело. Ежик никогда не была особо набожной. Ближе всего нам показался храм Казанской Божьей матери, туда и отправились. По дороге она что-то весело напевала себе под нос и пинала гремучие пивные банки. Я наслаждался затишьем в ее мятежной душе. В кои-то веки Анна не грузилась, не смотря на то, что лето было в разгаре.
В храме было прохладно. Тихо и пусто. Свет падал на стены из окон под куполом. Ласковый такой свет, спокойный и озаряющий душу. Удивительное дело, но здесь, похоже, действительно обитал Господь, и хотелось молиться.
Анна подошла к окошку, где торговали разную церковную атрибутику, и что-то негромко сказала. Сухая старческая рука протянула ей три свечи, самые большие, насколько я понял. Ежик огляделась и уверенно подошла к одной из икон. Несколько минут она смотрела, как танцуют язычки пламени на ее свечах, потом обернулась ко мне и призывно махнула рукой.
— Знаешь, за кого я поставила?
— Нет.
— Эту за маму, эту за тебя, а ту — за моего ребенка.
— А?!… У тебя что, есть ребенок?!!
— Мог бы быть, — она задумчиво смотрела на икону. Свечки отражались в ее глазах, — нет, это не аборт был. Просто я того человека очень любила… если бы он был чуть-чуть настойчивей…я бы и этого ребенка любила сильно-сильно. Но он испугался, что мне будет больно, что я не готова, маленькая еще… Да ладно! Что было, то было. Все равно его нет. И не будет никогда, тот парень умер. Разбился на мотоцикле. А мальчик мне до сих пор иногда снится…
На улице солнце ослепило нас, несколько минут Анна стояла на ступенях храма, моргая часто-часто.
Свой рассказ она начала неожиданно, когда мы свернули в какой-то тихий, совершенно идиллический переулок со старыми деревянными домишками. Здесь на дорогу бросали ажурную тень яблони и черемухи, растущие в палисадах, а вдоль заборов желтели в траве одуванчики. Я все думал о ее словах про того парня, но спросить не решался, хотя любопытство и давило. Видимо, Ежик почуяла мои мучения и решила рассказать, что это за человек такой, от которого она хотела иметь детей.
— Его звали Сашка. Он был настоящий байкер. С хайром и с харлеем. Такой красивый, что от него все девки писали кипятком. И ходили косяками за ним. А он любил меня. По-настоящему любил. Как ты, — она почему-то вздохнула, не заметив, что я слегка вздрогнул от ее слов. — Мы мечтали пожениться и жить вместе вечно. Мы верили, что так и будет. А вообще он был старше меня на шесть лет. А мне тогда только-только стукнуло тринадцать, просто соска рядом с ним. Естественно мы скрывали ото всех наши отношения. Прикинь, предки узнали бы! Какой переполох… Собственно так и получилось. Когда все всплыло, отец меня чуть ремнем не отходил, так перепугался, что его доченька лишится невинности. Ох, как он был близок к правде! Е-мое! До сих пор не понимаю, как Сашка не сорвался… Ну как у него хватило терпения не поддаться моим страстям. Я ведь даром что приличная с виду была — внутри такой гормональный бум шуровал! Натуральная нимфетка. Даже платьица и юбочки тогда еще носила. И стырила однажды мамину помаду. Нарисовала себе огромные губы, красные и кривые как у дешевой проститутки. Сашка был в шоке. Да… Смотри, лавочка. Сядем, ага?
Лавочка стояла аккурат под черемухой у невысокого заборчика из потемневших от времени досок. Старая зеленая краска на ней почти совсем облупилась. Мы сели в тени доброго дерева и некоторое время просто молчали. Этот городок напоминал мне что-то забытое из детства, когда я дошколенком бывал у деда в деревне. Здесь витали те же запахи свежих стружек, коровьих лепешек, полыни, илистой речки и еще чего-то неуловимо знакомого и даже родного.
— А хочется здесь жить, да, Пашка? — Ежик сладко вдохнула свежий воздух со всеми теми запахами, которые я только что уловил.
— Хочется…
Что говорить, желания не всегда осуществимы. И я, и Анна прекрасно понимали, что наш мир — это город. Шумный мегаполис со множеством машин, людей и способов забыть себя. А этот маленький парковый городок — лишь передышка. Не доросли мы еще до него.
— Ну, в общем, мне запретили с ним встречаться. Едва ли не за ручку в школу отводили. Гулять не пускали. Шантажировали. Типа если я с Сашкой встречусь еще хоть раз, отец наймет каратистов и они моего милого инвалидом сделают. Страшно. Очень страшно, Пашка! А ведь я дня без него представить не могла. Как мы гоняли на его харлее! Ветер нам был братом… И я никогда не боялась, что мы упадем. Доверяла безгранично и Сашке и его байку, с которым он общался даже не "на ты". Этот зверь-машина был частью его самого. Такой же красивый, сильный, с характером. Я любила их обоих. После того скандала мы с Сашкой виделись всего два раза. Первый — когда он приехал и внаглую украл меня прямо с уроков. Я была счастливая до опупения. Целый день гоняли с ним по пригородным дорогам, а к вечеру он привез меня к реке и поставил палатку. Это было похоже на чудо… Сашка все продумал. Он взял одеяла, консервы, даже вонючку от комаров. Мы всю ночь сидели у костра и говорили, говорили. Мы же не виделись почти месяц. А под утро легли спать. Впервые вместе, в обнимку… И просто спали до полудня. Это была самая моя счастливая ночь. Второй раз я увидела его уже мертвым. Не понимаю, как такое с ним могло случиться… Он был ас. Водил как бог. Мне о его смерти по телефону один общий знакомый сказал. Я даже не плакала. И даже не сказала ничего родителям, молча поехала на похороны. Он был такой чужой там… Ненастоящий. Пустая оболочка. Я посмотрела и ушла. Даже не знаю, где его могила.