Фабрика грез
Шрифт:
То были трудные годы для «Эс-Кей-ай». Никто, правда, не голодал, они представляли слишком много крупных имен, чтобы такое могло случиться. Но студии отмахивались от пакетов, подписывая контракты лишь со звездами мировой величины. Никаких пакетов. Никаких дорогостоящих фильмов со словами «Собственность Сэмюэла Джека Кендрика» золотыми буквами. Нельзя сказать, что в других агентствах не было проблем, по крайней мере им пришлось одну-другую крупную сделку объединить. «Эс-Кей-ай» держалось на плаву. А знаете, что говорят про акул в Лос-Анджелесе? Если они не плывут вперед, то умирают. Что касается Сэма Кендрика, про него лучше и не скажешь.
Ему надо добыть один пакет, большое кино, название которого мелькало бы в каждом заголовке в «Вэрайэти». И нужно сделать это очень быстро. Только на прошлой неделе Джеймс Фэлкон, суперзвезда сорока с небольшим лет, который знаком с Сэмом уже десять лет, через своих юристов сообщил, что теперь его представляет Джефф Берг из «Ай-си-эм».
В мозгу Сэма зажегся желтый свет тревоги. Не пройдет и недели, как эта новость просочится в газеты. Воды, которые кишмя кишат акулами, оживут от движения, хищники примутся ходить кругами, фирмы-конкуренты почуют запах крови и бросятся в атаку, желая нанести смертельный удар.
Сэм прекрасно понимал что к чему. Он нередко и сам поступал так же. Именно поэтому он назначил сегодняшнее совещание для всех сотрудников на восемь утра.
Отсюда и его искреннее удовлетворение от слов Фреда Флореску — этот парень захотел работать с новым клиентом Дэвида Таубера.
Здесь кроется и причина того, что первым именем, пришедшим ему в голову сегодня утром, едва он открыл глаза, было имя Элеонор Маршалл.
— Я бы так не сказал. Конфиденциальность прежде всего, — ответил Сэм Фреду, сдерживая бурную радость. Нельзя позволить голосу выдать ее.
— Черт побери, Сэм, во всяком случае, я правда хочу.
— Но как ты догадался, Фред?
— У тебя не может быть секретов от того, кого ты представляешь.
Сэм хихикнул.
— Погоди минутку. — Он поставил свое имя под контрактом Зака Мэйсона, держа трубку поближе к перу. — Ты слышишь этот звук? Ты знаешь, что это?
— Нет. А что это такое?
— Звук высыхающих чернил на нашем контракте с Заком Мэйсоном, — пояснил Сэм, чувствуя, как к нему возвращается приятное чувство удовлетворения.
В трубке послышался шум — это Фред Флореску глубоко вздохнул.
— Думаешь, тебе удастся свести нас вместе?
— А как же? Я думаю, ты для него единственный возможный режиссер.
— Я ценю это. Фильм «К западу от Луны» стал действительно настоящим успехом в моей жизни.
Это заявление смутило Кендрика на секунду. Он в общем-то забыл, что Флореску только двадцать девять лет. В свое время он сам был поклонником музыкальной группы Мэйсона. Боже, кто бы мог подумать, что он, Сэм Кендрик, доживет до того времени, когда режиссер с именем задыхается от нетерпения работать с рок-звездой только из-за музыки? Да он мне просто-напросто лижет зад, подумал Сэм. Нынешние молодые — самые наглые ублюдки со времен пятидесятых.
— Ты знаешь, что я тебе скажу? Зак Мэйсон стал кем-то вроде пророка для своего поколения. Правда, он на таком уровне. То дерьмо, которое он пел, было важно, Сэм. «Дарк энджел» — для нас большая потеря. Я очень хочу сделать с ним фильм.
Внутри Кендрика что-то дрогнуло. Не только потому, что Флореску молол чушь, нет, просто он услышал в его голосе какую-то покорность. Фред Флореску, режиссер, который, делая свою картину, мог послать директора студии ко всем чертям, сейчас говорил о каком-то малозначащем певце, будто тот лично для него настоящий Бог.
Сэм подумал: а каково было бы Флореску, узнай он об истинной причине развала «Дарк энджел»? О том, что рассказал ему Дэвид Таубер? Произошла ссора из-за майки.
Зак Мэйсон — вообще испорченный негодяй, он впадал в истерику, если минеральная вода в его уборной была не той марки. Ну прямо примадонна, чьей единственной заботой являлась карьера, осыпающая денежным дождем. Дэвид — умница, он это сразу увидел.
Иоланда Хенри, менеджер группы с первого дня ее существования, не собиралась лизать задницу Мэйсону, хотя его пластинки и разлетались тиражом в двенадцать миллионов. Она думала, что ему незачем сниматься в кино. Глупая мысль, уверяла она. Эта женщина поклонялась музыке как таковой, она считала, что время, проведенное за пределами музыкальной студии или сцены, — зря потраченное время. Неудивительно, что ее маленькая канарейка готова была запеть новую песенку. Дэвиду Тауберу было поручено проверить все, связанное с Закарием Мэйсоном. Он подъезжал к Заку, как будто это была сама Роксана Феликс. Он пообещал ему Солнце, Луну и звезды, и «пророку своего поколения» понадобилось ровно десять дней, чтобы распустить группу и выкинуть женщину, которая его открыла, когда он еще жил в Майами, спал на улице и там же, на улице, зарабатывал деньги. Иоланда и перевезла Мэйсона в свое время из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Таубер сказал, что захватил с собой последний удачный фильм Флореску «Падающий свет», чтобы посмотреть по дороге.
Сэм откинулся на спинку мягкого кожаного кресла. У него тоже в голове звучала музыка. Это был сладостный звон монет.
— Я все очень хорошо понимаю, Фред. Ты не поверишь, но я тоже когда-то был молодым. Я думаю, вы ребята на самом деле сможете сотворить на экране что-то волшебное. Забудь «Жизнь кусается»…
— А, это дерьмо.
— ..и только подумай о том, какое чудо вы сможете создать вместе с Заком. Я думаю, твое поколение заслуживает своего глашатая.
— Глашатая, — благоговейно повторил Флореску. .Кендрик возвел глаза к потолку.
— Вот именно. — Он посмотрел на часы. Без пяти восемь. — Эй, слушай, мне пора идти. Дай-ка мне перекинуться словечком с Заком и назначить время встречи. О'кей?
— Договорились, — сказал режиссер и, довольный, повесил трубку.
Конференц-зал «Эс-Кей-ай» был забит до отказа. Все нервничали. Волнение пропитывало воздух, как влага, можно было почти на вкус ощутить напряжение, исходившее от согбенных агентов, сидевших вокруг стола и стоявших вдоль стен. Никто не знал, чего ждать. Кендрик лично созвал совещание, это было равносильно гласу Божьему, призвавшему несчастных грешников отчитаться в содеянном пред Его очами. Все понимали: Сэм подавлен. Несмотря на то что поток комиссионных не иссякал. Но они как бы уходили из света рампы. А это не самая лучшая позиция для обитателей Тинселтауна 4 . К тому же в прошлую пятницу от них в другое агентство переметнулся Джеймс Фэлкон. А это уже серьезная причина для беспокойства. Состояние Сэма магическим образом передавалось его подчиненным.
4
Город Блестящей Мишуры.
Новички стояли вдоль стены. Они здесь уже два часа — большинство, во всяком случае, — но никто даже не подумал усесться на стул или в кресло. Эти места для начальства, которое может появиться в любой момент. Новенькие стояли, держа в руках потрепанные номера «Вэрайэти» и «Голливуд репортер», лихорадочно пытались вспомнить цифры доходов за выходные, комиссионные отчеты по звездам «Эс-Кей-ай», по тем, которых представляли их отделы.
Они мысленно перебирали данные о финансовых успехах агентства на этой неделе, старались удержать в памяти обменный курс доллара к фунту, марке, йене и швейцарскому франку. Ведь никогда не знаешь, что у тебя спросят. Настоящее мучение от этого бессмысленного натаскивания. Но ничего не попишешь — такова наука. Они, новички, и существуют для того, чтобы их мучили старшие. А если вдруг Сэм Кендрик или кто-то из начальников отделов позвонит тебе и задаст вопрос, а ты не сможешь ответить? Они настоящие рабочие муравьи. Но каждый из них, мужчина или женщина, мечтает о светлом будущем, когда сам сможет мучить таких муравьев.