Фабрика гроз
Шрифт:
Ивар заглянул в свой листочек.
— Как тебе «Месть за Хобота!», «Смерть за Хобота», «Миша — наша крыша!»? Или вот, например, «Мишка, за тебя братишки!»
Никитин расхохотался.
— Класс!
Ивар — вдохновленный и довольный — театрально поклонился.
— Прочитают граждане наши надписи и сразу придут к выводу, что господин Хоботов является ставленником криминала, а местная мафия готова костьми лечь, чтобы сделать из него губернатора. А еще он глава всех хулиганов, которые для него расписывают стены и заборы.
— Зд'oрово!
Внезапно Никитину пришла на ум одна подозрительная мысль. Ведь еще вчера Алтаев был весь убитый, а сегодня…
— Чего это с тобой, а? — как бы из праздного любопытства спросил он. Сияешь, как медаль…
Ивар пожал плечами.
— Ничего! Просто вчера бог наконец-то посмотрел в мою сторону.
— И у тебя все хорошо?
— Все!
— Даже с Любочкой?
Ивар одарил Никитина таким взглядом, что тот тут же поспешил исправиться:
— Понял. О своих женах надо вспоминать лишь накануне Восьмого марта. Все остальное — дурной тон.
Ивар встал и с хрустом потянулся.
— Кстати, как прошла кража фотонабора? Боги — такой свиненыш: отключил сотовый, и ни слуху от него, ни духу…
Никитин хитренько ухмыльнулся.
— Украли как в лучших дома Европы!
— Синий уже в курсе?
— Не знаю. Пока он никак не отреагировал.
В этот момент зазвенел факс, стоявший на леденцовской тумбочке. Спящая на ней кошка Килька вскочила и с удивлением уставилась на вылезающую из него полоску бумаги.
Это были новые рейтинги от Снежаны. Никитин взял скручивающийся рулон, просмотрел…
— Ив, слушай-ка… Кажется, мы обогнали Хоботова!!!
Это была суперновость. Значит, удалось! Значит, несмотря на все провалы и промахи, они смогли настоять на своем, и теперь согласно предварительным соцопросам Стольников вырвался вперед!
… Ивар буквально бурлил от радости, задирался к Никитину, что-то рассказывал ему, обещая большие премиальные по окончании кампании.
Спустя некоторое время в офис заявилась сладкая парочка — Боголюб с Леденцовой. И оба с блудливыми и довольными глазами.
— Нас не догонят! — радостно завопил Никитин, бросаясь к ним обниматься. — Мы сделали Синего!
Леденцова с Боги переглянулись.
— Что, кроме шуток?!
Ивар кивнул.
— Честное пионерское! Мы сделали их по всем…
Но он не успел договорить свою мысль. Входная дверь приоткрылась, и комнату вошел Вайпенгольд в сопровождении Любы.
— А вот, собственно и Алтаев, — сказал он, всем своим видом показывая, что не понимает, как такая привлекательная девушка может интересоваться таким недостойным типом. — Если вам что потребуется, вы знаете, где я сижу.
И ушел, сукин сын.
Ивар понял, что вполне способен совершить тяжкое преступление против жизни и здоровья человека.
Казалось, день начался просто отлично: в голове витали мысли о счастливом будущем, о том, как это здорово, что Кристина больше не работает на выборах и не является его врагом, о новых идеях для избирательной кампании… И тут — нате, пожалуйста! — Вайпенгольд приводит Любу. Убил бы мерзавца!
Ребята поздоровались с Любой и как-то очень быстро углубились в свою работу.
— Привет! — сказала она тихо и как бы извиняясь. — Я могу пройти?
На ней была полупрозрачная кофточка и коротенькая юбочка в красную клетку. Все очень миленько и наверное даже соблазнительно.
Ивар показал на свой кабинет.
— Проходи.
Он всеми силами старался сохранять спокойствие и невозмутимость.
Люба прикрыла за собой дверь. Села на краешек стула. Видимо, она не знала, как начать разговор…
— Что это? — спросила она, показывая глазами на перечень слоганов, написанных Иваром с утра.
— Так, агитационные материалы, — отмахнулся он.
— Месть за Хобота, — медленно прочитала Люба. — По-моему, этой «местью» расписаны все стены в этом городе. Ваша работа?
— Ну да…
— Понятненько… — вздохнула она. — Я ведь приехала попрощаться…
Ивар скрестил руки на груди.
— Хорошо.
Очевидно, Люба ждала, что он будет как-то высказывать свое мнение по этому поводу, но он молчал. Ощущение того, что им сделано что-то очень плохое и непоправимое вновь нахлынуло на Ивара. Впрочем, нет, он поступил абсолютно правильно: своим уходом он дал шанс на счастье и себе, и Любе. Но пока она все равно этого не поймет и не оценит. Вся ее жизнь поделилась на «до» и на «после», и ей было слишком больно.
— Думаю, мы сможем все обсудить, когда ты вернешься в Москву, — не поднимая взгляда, произнесла Люба.
— Хорошо.
Ивар чувствовал, что его слова звучат сухо и отстранено. Как будто ему было все равно. Если бы Люба только знала, что это отнюдь не так! Он и вправду желал ей счастья, он до сих пор нес за нее ответственность, но ведь если ей сказать об этом, она вновь начнет надеяться.
Люба то сжимала, то разжимала пальчики на своей элегантной сумке.
— Я знаю, ты до сих пор сердишься на меня… — сказала она наконец. Я, конечно, дура… Но Ив… — Люба вскинула на него полные непролитых слез глаза. — Я люблю тебя! Ты мне нужен! Мне и Ромке!
При упоминании о сыне, Ивара передернуло. Он так и знал, что Люба начнет приплетать его сюда. По какому-то праву она просто накладывала на него руку, как будто он однозначно принадлежал только ей, а перед Иваром просто ставился выбор: либо жить с женой и регулярно общаться с сыном, либо…
«Мама будет просто в ужасе, когда узнает о нашем разводе!» — подумал он.
— Ну, что скажешь? — спросила Люба.
— Ничего. Делай, как знаешь.
— Ты такой далекий! — вдруг всхлипнула она. — Я просто не могу достучаться до тебя!