Факап
Шрифт:
— Руди, тебя посылали не затем, чтобы выжигать разом всю помойку. А выяснить, обозначены ли там интересы ДГБ.
— ДГБ — цыганская подстилка. Но даже они не стали бы заставлять людей засовывать руки в двигатели, — огрызнулся Сикорски.
— Вот даже так? — Комов нахмурился. — Руди, отвлекись на минутку. Расскажи, что там такое было.
— Да ничего особенного. Цыгане нашли древний производственный комплекс. Выпускающий наземную технику. Качественную, прочную, подвода энергии не требует. Ходовой товар на человеческих планетах типа Душанбе или Гамбы. Можно туда сбывать это добро веками. Вот только
— Обычная цыганская метода, — оценил Комов. — Чужими руками жар загребать.
— Вообще-то, — протянул Григорянц, — их тоже понять можно. Когда у них звезда взорвалась, им кто-то помогал?
— Мы бы помогли, — уверенно сказал Славин.
— Девяносто пять процентов цивилизаций верхнего уровня развития, — заметил Горбовский, — гибнут от сидеральных технологий. Звёзды очень хрупкие... Руди, извини за отвлечение. Я твой отчёт читал, претензий нет. Так что ты сделал по теме Вандерхузе?
— Сделал то, что было в моих силах. Послал команду Бойцова. Под свою ответственность.
— Послал каким образом?
— На корабле. Я сначала думал, что на станции нет нуль-Т. Но когда корабль подошёл на два парсека, то пилоты поймали деформацию нейтринного поля. Просто дегебешники там всё блокировали. Тогда наши техники запитали внутреннюю сеть станции через нуль. Мы тоже кое-что умеем.
— Если мне не изменяет память, эта технология тоже не совсем наша, — прищурился Горбовский. — Подожди-ка, а как ты переслал людей, если ге-пе-пе-четырнадцать у Вандерхузе не поддерживался?
— Ну и вот они зашли, как и должны были... — как бы не услышав вопроса, продолжил Сикорски.
— Тихо все! — распорядился Горбовский. — Так, дайте-ка соображу... А-а-а. Понятно. Вы переслали людей по ОТП. Как мёртвый груз. В экранированной капсуле. Чем она была покрыта? Мезовещество? Абсолютный отражатель?
— Стасис-поле, — сказал Сикорски. — Отлично глушит детекторы.
— Вы понимаете, что подвергли опасности жизнь и здоровье людей? — осведомился Горбовский.
— Не было другого выхода. Только ломать станцию, — угрюмо признал очевидное Сикорски.
— Об этом мы с вами ещё поговорим, Руди, — пообещал Горбовский. — Какие инструкции получил Бойцов с командой?
— Обычные. Убить, голову в пакет. И немедленно переслать её на Землю.
— А зачем "герцог"? "Герцог"-то зачем?
— Извините, это личное. Я хотел, чтобы Целмс знал, кто именно его нашёл.
— Хм-хм. Теперь вы, небось, не рады... Арам Самвелович, дорогой, это вы занимались ментоскопированием убойной команды? Доложитесь.
— Да ничего такого нету, — пожал плечами Григорянц. — Они Вандерхузе видели. Обычный Вандерхузе. Только толще нашего. Кушал много, наверное. Хотели исполнить его, кибер их заплевал каким-то
— Трёх мастеров субакса заплевал клеем один кибер? — не поверил Комов. — Может, нам заменить команду Бойцова киберами?
— Кибер не должен убивать людей, — покачал головой Григорянц. — Такое нельзя. Просто нельзя. Вы знаете.
— Допустим. Но это мастера субакса. Даже если учесть, что они только что из-под стасиса... Хотя да, вот это могло повлиять.
— Кибер очень быстрый, — добавил Григорянц. — Вандерхузе его под тряпкой держал. Пиф, паф, везде клей. Очень быстро застывает, — добавил он.
— Нагробили и проштрафились, — сделал вывод Горбовский. — Что-нибудь ещё интересное было?
— Да. Толик удивился сильно. Вандерхузе на него ругался по-собачьи. Откуда Вандерхузе собачий знает?
— По-собачьи? — снова не понял Горбовский.
— Он ему сказал... — лицо Григорянца исказила хищная гримаса, нижняя челюсть подалась вперёд, — пргрржуур, галрлаххёюп. Так голованы ругаются. "Глупый молодой пёс". "Маленький щенок, у которого в носу слизь". У них считается очень обидно.
— Dumkopf. Rotznase, — перевёл Сикорски. — Это он мне хотел передать. Чёртов ублюдок.
— Вандерхузе?
— Нет никакого Вандерхузе! Это Целмс! Целмс! — снова заорал Сикорски.
— Руди, держите себя в руках! — рявкнул Горбовский. — И как вы объясните, — продолжил он обычным голосом, — что люди Бойцова видели там именно Вандерхузе?
— Электронная маска, например, — сказал Сикорски. — Пластика лица. Экспресс-гипноз. Голограмма на месте человека. Мало ли что.
— Голограмму Толик увидел бы, — уверенно сказал Григорянц.
— П-позвольте...
– неожиданно подал голос Завадский. — Уж если я здесь и, так сказать, участвую... А он точно сказал именно это? Ну вот именно такие... звуки?
Григорянц с удивлением посмотрел на архивариуса.
— Толик его так понял. Мы же смотрели ментограмму, а не запись голоса.
— Ага, понятно... Просто в мемуаре сказано "прогружур, галахуп". Я подумал, что на тагорянском...
Внезапно Горбовский зааплодировал — громко, демонстративно.
— Валентин Петрович! — сказал он, отхлопав. — Вы меня только что уели. Поставили на место. Морально уничтожили. Я забыл! Представляете? Я — забыл! А вы вспомнили. Ну конечно! Тьуйньийг нь бид упмлдсэн, зурхний баатульд! — торжественно продекламировал он. — Олохолуу дууддаг хувь зогсолтгуй!
— Да-да, вот я тоже об этом подумал. Харин ургац, ъг, — архивариус издал неприятный горловой звук, напоминающий подавленную икоту, — проыгружур гбдээ галлаххуб.
— Я так понимаю, это Теннисон на тагорянском? — поинтересовался Сикорски. — Тогда уж — галлакхуб. Ну да. Целмс родился на Тагоре, мог и так выпендриться.
— Переведите для меня, пожалуйста, — попросил Григорянц.
— Последняя строчка "Улисса" в классическом переводе на тагорянский, — пояснил Завадский. — To strive, to seek, to find, and not to yield. На общий переводят как "бороться, искать, найти и не уступать". Если переводить последнее слово обратно с тагорянского, там дополнительные значения. Что-то вроде "покинуть родной полип, но не согласиться на вытеснение в глубину своего выводка личинок". Слово старое, ещё до Великой Генетической...