Факультет чудаков
Шрифт:
ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
Монферан, которого жаждал увидеть Базиль, еще не изволил прибыть в канцелярию. Или он запоздал сегодня, якобы против обыкновения, или хитрый Исакий Исакиевич нарочно привел Базиля пораньше, чтобы тот подождал, потомился, как всякий русский проситель, и, упав духом, уяснил разницу между собой и ожидаемым высоким лицом.
Расчеты чиновника могли оправдаться. Страшась вовсе пропустить Монферана, Базиль не вышел на манящую его площадь, а остался терпеливо ждать в канцелярии. Исакий Исакиевич прошел за барьер и приступил к исполнению обязанностей. Канцелярия наполнилась чиновниками и посетителями. Базиль с любопытством поглядывал на
Монферан появился.
Полнощекий и белокурый француз средних лет быстро шел прямо на Базиля, не замечая его, и прошел мимо, в дверь чертежной. Тотчас же послышался там заносчивый его тонкий голос. За ним проследовал другой белокурый и полнощекий француз, помоложе и ниже ростом. Из чертежной теперь доносились два голоса, чрезвычайно похожих: один говорил по-французски, другой повторял сказанное, притом с теми же интонациями, по-русски. Было легко догадаться, что двойник Монферана являлся переводчиком.
Не успел Базиль вслушаться в разговор, как к нему подскочил Исакий Исакиевич, утративший большую часть своей важности.
— Давайте, давайте скорее, — задыхаясь, шепнул он Базилю, — давайте же ваши рекомендации…
Базиль попытался было возразить:
— Я же хотел сам…
И хотел было сказать еще, что выбран не слишком-то благоприятный момент для беседы с раздраженным французом, но Исакий Исакиевич уже держал в руках драгоценные письма и через секунду исчез с ними за дверью чертежной.
С замиранием сердца прислушивался Базиль к малейшему звуку, но голоса смолкли: из чертежной был ход в кабинет, и все трое — Монферан, переводчик и Исакий Исакиевич — удалились туда. Раздосадованный Базиль остался ждать, как ждал до сих пор; настроение его вовсе упало. Ему до крайности не понравилась неуместная услужливость чиновника.
Минут через десять тот возвратился от Монферана. На бесцветном лице его блуждала неопределенная улыбка. Он подошел к Базилю и подал письма.
— Господин Монферан благодарит за честь, — произнес он торжественно и довольно громко, так что присутствующие невольно навострили уши, — и высказывает глубочайшее сожаление, что он не может принять вас сегодня. Господин Монферан просит вас пожаловать в пятницу на этой неделе.
С этими словами чиновник вежливо поклонился и неторопливо удалился за барьер к своему столу. Он сел и занялся бумагами, подставив скамеечку под короткие свои ножки, чтобы не затекали.
Далее все пришло в свой порядок. Ноги шаркали, бумаги шуршали, перья поскрипывали, посетители кашляли, молодые чиновники за спиной Базиля оценивали парижский его костюм.
Сам Базиль стоял как оплеванный.
Он не помнил, как вышел из канцелярии, кто провел его с площади на Морскую улицу через ворота, противоположные тем, в какие он час назад вошел на площадь; помнил одно лишь: навстречу попался вездесущий рыжебородый купец и заговорил с ним таким тоном, из которого было ясно, что Шихин отлично осведомлен обо всем происшедшем. Если б Базиль тогда был в состоянии здраво соображать, он тут же на месте бы догадался, что Исакий Исакиевич действовал по указаниям Шихина и ему было поручено доложить Монферану о молодом чертежнике.
Но для чего это нужно Шихину?
— Помни Архипа Шихина, — сказал купец, приближаясь
С этими словами купец повернулся прочь от Базиля, и так стремительно, что длинная узкая борода его закинулась на плечо. И уже издали прокричал:
— Павлу Сергеевичу кланяйтесь от меня, сударь! На ярмарке мы с ним в Пскове недавно встретились… Архип Шихин шлет, мол, привет и сердечные пожелания.
ГЕНЕРАЛ БЕТАНКУР
Рассказ
Генерал Бетанкур не участвовал в наполеоновских войнах. Его обязанности были всегда гражданские. В 1807 году он был выписан из Испании в качестве придворного инженер-механика. Ему назначили содержание в год — двадцать четыре тысячи рублей ассигнациями. Когда вскоре курс на ассигнации стал падать, он попросил прибавить ему содержания; ему прибавили, он попросил прибавить еще; ему еще прибавили, доведя, наконец, годовые до шестидесяти тысяч рублей. Заметив, что в стране, куда он приехал, чин и военный мундир превыше всего, он потребовал и того и другого. Ему дали чин генерал-майора; он попросил прибавить, ему прибавили, произвели в генерал-лейтенанты. Когда государь пожаловал его анненской лентой, он попросил прибавить, и его пожаловали александровской лентой.
В 1809 году Бетанкура назначили главным начальником Института инженеров путей сообщения, который нужно было еще основать. Бетанкур немедленно основал институт и занял должность начальника. Директором института он определил Сенновера, эмигранта-француза, без определенных занятий, и попросил для него чин генерал-майора. В экономы он взял разорившегося богача армянина и достал для него чин инженер-капитана. Для помещения института был куплен за триста тысяч рублей дом князя Юсупова на Фонтанке у Обухова моста. Большую часть дома отделил себе под квартиру генерал Бетанкур.
После войны 1812 года Бетанкур был назначен на должность директора путей сообщения; это было почти министерское место, и тут он пришелся немного не ко двору. Вскоре он был понижен в должности, и в его постоянном заведывании остался лишь институт.
Весною 1816 года, отдохнув от военных забот, государь решил сделать С.-Петербург величавее всех европейских столиц, для чего учредил особый Архитектурный комитет под председательством Бетанкура. Комитету было вменено в обязанность заботиться о наружной красоте города, рассматривать и утверждать проекты всех новых его построек, блюсти архитектурную чистоту его линий. Назначая Бетанкура председателем комитета, государь оказал таким образом лестное доверие испанскому инженеру, тем более лестное, что комитету скоро должно было быть поручено дело наивысшей ответственности: устройство архитектурного конкурса на предмет перестройки Исаакиевского собора.
Пока же, в начале лета, на заседаниях шли бурные прения по вопросу о тротуарах. Нововведение, столь благодетельное для пешеходов, оспаривалось, как противоречащее петербургской классической архитектуре. Бетанкур был за тротуары; его мнение восторжествовало наконец.
В этот благоприятнейший день, вернувшись из комитета, генерал Бетанкур счастливо прогуливался в своем саду на Фонтанке. Было жарко. Жена с замечательно умными дочерьми жила за городом на даче, генерал находился совершенно один в саду, и уже одно это приводило его в умиление. В саду было подвешено восемь испанских гамаков, и, выбрав один из них, генерал лег по русско-испанскому обычаю вздремнуть до обеда. Но не успел он закрыть глаза, как заметил идущего к нему по аллее модно одетого молодого незнакомца, белобрысого, полнощекого и учтиво кланяющегося еще издали.