Факультет чудаков
Шрифт:
Монферан еще раз победоносно поглядел туда и сюда, взбил петушиный кок.
Дамы захлопали в ладоши. Мужчины любезно их поддержали. Прусский генерал, натянуто улыбаясь, несколько раз приложил одну к другой свои блистательно белые перчатки, в которых, казалось, не было рук: настолько вялы и безжизненны были их движения.
В это время рабочие закричали «ура». Шихин удачно распорядился, догадавшись, что Монферан хвалил себя и попутно — русских рабочих.
Осмотрев в течение дня остальные работы, гости уехали к вечеру. Перед самым их отъездом специальнао для дам был устроен — под видом технического
Дамам понравилась веселая работа в каменоломнях.
ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА
Тотчас же после отъезда гостей Шихин подошел к Базилю и очень серьезно, даже с нахмуренными бровями, сказал:
— Хвалю, что не торчал перед глазами Монферана. Пока еще рановато. А потом, может, сам попрошу возле него тереться.
— Разве он… — начал было Базиль.
— Знаю, что хочешь сказать. О службе у него. Так я тебе скажу: об этом и не мечтай. Монферан получил все надлежащие сведения о тебе, так что не захочет взять. Знает, что из-за тебя с помещиком хлопот не оберешься. Да и без того бы не взял, заносчив он, брат.
— Я это знаю, — отвечал Базиль с деланным спокойствием.
— И хорошо, коли знаешь. А знаешь, так зачем ушел от Павла Сергеевича? Он ведь не прежний, приструнит тебя за побег. Бежал от него — на что надеялся?
Допрашивая, он пронзительно из-под рыжих бровей — смотрел на Базиля.
Не устранись его глаз, Базиль нашел в себе смелости прямо ответить:
— На вас надеялся.
Лицо Шихина сразу подобрело.
— Молодец, так и надо было ответить. Значит, поверил в мою заруку. Ну, раз уж ты такой молодец, так хочешь, молодец, у меня служить?
Почти выкрикнув последнюю фразу, Шихин снова уставился взглядом.
Предложение не было уж столь неожиданным, и Базиль не затруднился ответить.
— Да, — сказал он, — хочу. Но… — он захотел сразу все выяснить, — вы скажите, во-первых, в качестве кого мне служить, во-вторых, как вам удастся выручить меня от Павла Сергеевича?
Шихин посмеивался, очевидно, несколько удивленный решительностью ответа Базиля и деловитостью его вопросов.
— Ну-ну, молодец. Прежде скажу, как выручу, о другом-то дальше разговор будет. Очень просто выручу. Выкуплю, да и все тут.
— Что?! — Базиль не поверил ушам, да и возможно ли было поверить в такое счастье?
— И все тут, — подтвердил купец, похлопав себя по карману. — Мое почтение, за любезные денежки.
Базиль в радости не знал, что сказать.
— Вдруг не отпустит…
— Отпустит. У меня с ним свои дела. Да ему и надоело уж с тобой возиться, видит, что толку мало, а теперь уж и вовсе. Метода его для тебя самая неподходящая…
— Но как мне благодарить вас — восторженно перебил Базиль, хватая Шихина за руку.
— Сочтемся. Ты послушай, что я тебе предложу, может, и служить не захочешь, завтра же поворотишь с повинной к Павлу Сергеевичу…
— Никогда!
— Погоди, погоди. Вот я вижу, на тебе одежа приказчичья. У меня ты, смотри, тоже приказчиком будешь, не думай, что больше. Из
— Я знаю, — тихо сказал Базиль.
— Хорошо, что знаешь. А это ты знаешь, чт о я тебя заставлю делать?
На лице Базиля выразилось недоумение.
— Я тебя взыскивать заставлю. Взы-ски-вать, — с расстановкой повторил купец, вглядываясь в лицо Базилю.
— Взыскивать? — Базиль уже догадался.
— Оно самое. Максимыч, приказчик мой, слаб, мало взыскивает. Потому как не ради дела, а ради денег служит, не за совесть старается. А на тебя я надеюсь, я тебя давно присмотрел, с первого раза. Ты ради дела, за совесть будешь служить, потому как ты молодой и увлеченный…Людей не будешь жалеть, а уж искусству своему послужишь. Так ли?
— Послужу, — покорно отозвался Базиль.
— Согласен?
— Согласен.
— По рукам, стало быть. А в свободное время прожекты свои рисуй, не запрещаю. Даже сам пойду хлопотать, если путные будут. Меня везде уважают. А теперь вот что скажи мне… — Шихин сменил торжественный тон на секретный, доверительный: — чего Монферан говорил напоследок? К месту ли я велел ура кричать?
Базиль перевел с французского почти дословно последние слова Монферана. Шихину очень понравился конец фразы, и он попросил повторить. Базиль повторил. Эти слова ему самому понравились и запомнились:
— «Испытанному, но медленному средству я предпочел физическую силу русского работника, природной сметливости, ловкости и разумному покорству которого отдаю должное».
Купец закрутил свою бороду с видом крайнего восхищения.
— Вот человек! Учись у него, Васек. Этот для своего искусства не пожалеет работника. Слышишь, покорства требует.
И опять доверительным тоном Шихин сказал Базилю, во второй раз называя его непривычным именем:
— Вот видишь, Васек… Ты мне этим еще пригодишься — по-французски знаешь. Я это тоже ведь рассчитал, когда о тебе думал. Ладно, догадался я, когда надо ура кричать, точно меня осенило, а ведь мог маху дать. В другой раз ты слушай, чего они говорят, да мне и переводи потихоньку. И будет у меня собственный переводчик. В Питере это ой как нам пригодится. Всю конкуренцию вокруг пальца обведу. Ну, пойдем спать, пора.
ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА
Трудно рассчитать вернее, чем рассчитал Шихин. Он подстрекнул Базиля как раз тем, чем подстрекал себя сам Базиль. Увлеченный искусством и почти равнодушный ко всему остальному, Базиль целое лето живет на острове Питерлак, помогая Шихину, в отсутствие замещая его, усердно исполняя все поручения, и ни разу ему не пришло в голову спросить Шихина о тех обстоятельствах, при которых началась перестройка собора. Правда, кое-что Шихин не знал сам, но все же о многом мог рассказать, потому что был умен, сообразителен, всем интересовался. Чуя во всем возможность выгоды, он подкупал чиновников, чтобы проникнуть в казенные тайны. Наибольшая полнота осведомленности — таков был девиз Шихина. Не беда, что многие сведения лежали в его памяти мертвым, как бы ненужным грузом: если сами они не приносили явной выгоды, все же они научали его разбираться в людях, событиях, знать, что к чему, увеличивали житейский опыт.