Фальшивый грош

Томпсон Эстел

— Пожалуйста, позвоните доктору Пимброку, попросите, может, он поедет туда со мной, — ровно попросил Шредер. — Не станем дожидаться полиции.

Он точно оцепенел в странно нереальном спокойствии: словно человек, играющий роль в театральной драме, к его реальной жизни не имеющей касательства.

— Ладно, — беспокойно отозвался Барнард. — Но, — взгляд его упал на меня. — Послушайте, доктор, как считаете — это правильно? Я про то, что полиция, скорее всего, своего врача привезет? Не частного?

— Позвоните доктору Пимброку, — тускло повторил Шредер.

Я, соглашаясь, кивнула.

В конце концов, возможно, как бы ни хладнокровен был этот Тед Уиллис, он мог и ошибиться. Если миссис Шредер упала и стукнулась головой, то существует вероятность, что глубокий обморок он принял за смерть.

Я поспешила к себе в номер переодеться в брюки и рубашку. Когда я вернулась, на веранде уже сидел доктор Пимброк.

— Я поеду с тобой, — заявила я. Он взглянул на меня из-под кустистых белых бровей.

— Как желаешь. Плавать-то умеешь?

— Конечно. А что?

— Если случайное бревно стукнет лодку, тут-то ты и узнаешь, насколько хорошо держишься на воде. — Его взгляд упал на плащ у меня на руке. — И не вздумай эту штуковину нацепить, не то очутишься в воде и взмаха рукой не сделаешь. Все слышат? — обратился он к остальным. — Никаких плащей! Никаких курток! Двинулись!

Все мы — Том Барнард, Карл Шредер и я — уселись в машину доктора. Барнард прихватил с собой фонарь, я тоже захватила свой. А когда фары машины высветили бурно катящиеся грязные волны, мне неохота стало переправляться через реку, пробрал холодок. Течение было не то чтобы стремительное, но безостановочное его кружение, глухой рокот заставляли меня остро ощущать его чудовищную силу. Мелькающие на поверхности обломки бревен тоже никак меня не вдохновляли.

У небольшого некрашенного сарая доктор Пимброк затормозил, и Барнард достал из кармана ключи и отпер замок. Втроем, с помощью тех, кто следовал за нами в другой машине, они быстро выволокли оттуда ялик и потащили к воде, я несла весла. Не помню, чтобы кто-то произнес хоть слово, пока мы не спустили на воду лодку.

А когда весла вставили в уключины, Шредер предложил Барнарду:

— Будем грести вместе. Я умею. А другие пусть отталкивают бревна.

Он был спокоен, владел собой, голос его звучал энергично, ровно, но двигался он с лихорадочной поспешностью, и, когда протягивал мне фонарь, я заметила — руки у него дрожат. Доктор Пимброк взглянул на стоявших и молча наблюдавших под дождем людей.

— Дождитесь тут полиции, ладно? И напомните им, переправляться лучше выше по течению за мостом, ниже в воде полно обломков.

Заняла переправа всего десяток минут: и Шредер и Том Барнард гребли мастерски. Но все-таки сила течения здорово сносила нас вниз. К счастью, ни один крупный обломок по лодке не ударил. На берег мы выбрались по траве: разлившаяся вода захватила уже и пастбища. Мы оттянули ялик подальше от голодных языков реки и молча последовали за Карлом Шредером, тот зашагал вверх по холму к дому. Дождь опять почти прекратился, под ногами хлюпала мокрая земля, да еще промокли мы до колена, оступаясь в лужи воды, пока закрепляли лодку.

Я увидела два дома неподалеку друг от друга, оба ярко освещены. Смутно проступали очертания темных силуэтов строений фермы, но интерес мой сосредоточился на ближнем из двух домов —

большом, типа ранчо, к нему торопливо и размашисто шагал Шредер. На переднем крыльце нас ждал худощавый человек и, когда Шредер взбежал по ступенькам, попытался остановить его.

— Карл, — заторопился он, — не…

Но Шредер миновал его, не задерживаясь, мне даже показалось, он и не заметил его. Мы последовали за ним, слегка запыхавшись.

Едва войдя в гостиную, Шредер остановился, как вкопанный. В углу был камин, но сейчас, летом, вместо огня там стояла ваза с георгинами. Почему-то в драматической ситуации в память человека порой врезаются совершенно посторонние детали: эта ваза георгинов будет пламенеть у меня в сознании, пока мне будет служить память. В гостиной стояли кресла, диван, бар-кабинет, рядом с камином — пара столиков.

Рядом с одним на темно-золотистом ковре разметалась молодая женщина, лицом вниз. И доктор Пимброк, и я быстро, инстинктивно направились к ней, хотя всем нам сразу стало совершенно очевидно, почему Тед Уиллис не усомнился: Элинор Шредер мертва. Мы опустились рядом с ней на колени, произвели наружный осмотр, не касаясь тела, и наши глаза встретились. Ясно было также, отчего Уиллис сразу же кинулся звонить в полицию, еще до того, как позвонил в отель Шредеру.

У Элинор Шредер была красивая фигура, хорошенькое личико. Волнистые светлые волосы слиплись от крови, кровь пропитала и ковер. На затылке у нее виднелись четыре глубоких раны, и было ясно, что одна из них, а возможно и все — проникающие. Смерть, скорее всего, наступила мгновенно.

Мы с доктором Пимброком встали.

— Я до нее не дотрагивался. Вообще не дотрагивался ни до чего. Только до телефона, — произнес Тед Уиллис.

Пимброк кивнул.

— И другие не должны, — коротко распорядился он. — Чтоб не осталось отпечатков. Ни мебель не трогайте, ничего.

— Но — почему? — вопрос задал Том Барнард. Шредер по-прежнему неподвижно стоял в дверях.

— Это не несчастный случай. Она убита.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Несколько секунд держалась тишина, пока смысл сказанного переваривался в мозгу. Потом Уиллис неуверенно спросил:

— Может, простыней ее прикрыть?

Артур Пимброк кивнул. Уиллис исчез и вскоре вернулся со сложенной простыней, мы с ним накинули ее на Элинор. Пимброк заставил Карла сесть. Тот был мертвенно бледен и не произнес ни слова с тех пор, как мы вышли из лодки, но казалось, вполне владел собой. Я медленно, испытующе оглядела гостиную.

На тиковом столике, рядом с которым лежала мертвая, стоял бокал с вином, нетронутый. Второй, хрустальный, валялся на полу рядом с баром — очевидно, откатился туда, когда его выронила Элинор. Мокрых пятен на ковре не заметно, значит, бокал, когда она его уронила, был пуст: он не разбился.

Пожалуй, было бы не так гнетуще страшно, если бы в гостиной царил разгром — была бы перевернута мебель, раскидано все, но нет — все аккуратно, как обычно. Только валяется на полу пустой бокал, и лежит распростертый труп красивой молодой женщины. На меня нахлынул приступ гнева против неизвестного, который так варварски, так свирепо отнял у нее жизнь.