Фанера над Парижем
Шрифт:
Первым делом позвонила соседке Турянского. Соседка меня несказанно потрясла, но все по порядку.
— С какой целью Перцев снимал квартиру? — спросила я.
Услышав мой вопрос, соседка изумилась и воскликнула:
— Как с какой целью? Это же вам любой скажет! Эта Лелька, жена Турянского, любовница Перцева. Перцев из-за нее даже бросил свою богатенькую невесту. Я им давно квартиру сдала, на моей квартире они и блудили. Мне удобно, ужасно хотела Турянскому за его наглость отомстить, и голубкам удобно: из одной квартиры вышел и сразу нырь в другую. Ни одна зараза не увидит.
Пораженная,
— Неужели вы говорите правду?
— Самую что ни на есть, — заверила меня эта вреднющая бабенка. — Уж я-то знаю. Уж мне-то поверьте: у Турянского такие рога, просто удивительно, как он с ними в лифте помещается.
После такой беседы я минут десять пребывала в прострации, бессмысленно глядя на дремлющую на диване Розу. Бедняжка нарыдалась и забылась сном. Если она пришла в расстройство всего из-за каких-то трех букв, то можно представить, каково было мне.
Мне, дважды побывавшей на карнизе!
Да и схватка с Равилем сказалась на моих нервах. А тут еще эта Леля…
«Какая-то недалекая Леля обвела меня вокруг пальца, — горевала я. — Устроила похищение собственного мужа и…»
И тут меня осенило: «Боже, до чего я глупа!»
ГЛАВА 31
Конечно, глупа! Мне бы следовало насторожиться уже тогда, когда Леля грохнулась в обморок при сообщении, что с нее хотят получить сто тысяч долларов за живого и здорового Турянского.
Ха, ей ли падать, когда еще день назад с нее просили гораздо больше, не обещая ничего? Следовательно, перед этим Леля ломала комедию. Она сама у себя эти бешеные деньги просила, даже Перцев об этом ничего не знал. Он абсолютно искренне был удивлен, когда Тамарка проболталась. Ах, как испугалась Леля, как разволновалась, и в самом деле бросилась пить лекарства. Еще бы, теперь сто тысяч и в самом деле кто-то потребовал, но кто?
Кто?
И тут меня осенило вторично: боже, я еще глупее, чем думала! Ведь все, все указывало на Лелю! Где были мои глаза?
Я быстро припомнила тот день, когда узнала об исчезновении Турянского. Разве не странно вела себя Леля с самого начала этой истории? Такая обычно вежливая и любезная, вдруг меня чуть ли не выгнала, когда я явилась к ней на разведку по поручению Тамарки…
Тот, кто хоть однажды меня выгонял, знает: нет вернее способа меня оставить. И я осталась.
А-аа! А этот стук наверху? Не сама ли Леля стук и организовала?
Теперь уже подозрительным мне казалось буквально все. С чего, спрашивается, она так странно себя повела, когда я заподозрила, что кто-то ходит наверху? Бог знает, как она тот шум устроила, но абсолютно же ясно, что устроила его исключительно для меня, чтобы я, как дура, наверх поперлась и заинтересовалась кабинетом Турянского, узнала сумму выкупа и услышала угрозы похитителя…
Хотя угрозы я могла услышать и внизу. Зачем же я наверх поперлась?
А-ааа! Чтобы узнать, что у Турянского аптечка, полная лекарств. Не могла же Леля ни с того ни с сего притащить в нижний холл аптечку, которая обычно хранилась в спальне. И аптечка тяжеловата, и это было бы слишком нарочито, я же случайно, самым естественным
Именно так и получилось: выяснилось, что банкир — сердечник и клаустрофоб. Нет, про то, что он клаустрофоб, я позже от Розы узнала…
Господи, какая я дура: как ребенок, радовалась, что вторглась в семейную тайну.
Тьфу! Даже обидно, что эта Леля так плохо про меня думает: ну ни в грош мои мозги не ставит!
А разве не странно она повела себя, когда я уговорила ее показать мне сейф?
Ха! Уговорила! Теперь даже противно вспоминать тот момент. Подлая Леля только и ждала, когда я сейфом заинтересуюсь. Она и в кабинете меня нарочно оставила одну, чтобы не смущать и предоставить полную свободу действий. Точно-точно, вдруг ни с того ни с сего убежала и оставила меня одну в кабинете, доверху забитом секретными документами…
А-ааа! А тайник!
Она же чуть ли не носом ткнула меня в этот чертов тайник Турянского!
Фи-и, как грубо она действовала!
Что «грубо»? Как же «грубо», когда я только сейчас все поняла!
Ха! Поняла! Поняла бы я, если бы не соседка Турянского! Вот он, Лелин прокол, никак она не рассчитывала, что ее муженьку удастся сбежать. А Турянский-то дернул ко мне, да меня и просветил, где у ниточки кончик…
Боже, какая трагедия! Там Турянский просветил, тут его соседка, а где же была я? Где я, со своими гениальными аналитическими способностями? Я даже не удивилась, когда Леля не заметила отсутствия денег в сейфе. Это она, которая только ради денег и живет! Ха! Но какова штучка! Ощипала Турянского, потом спелась с Перцевым и решила таким хитрым и естественным способом избавиться от муженька…
И тут меня осенило!
В третий раз!
Или в четвертый?
Тьфу, я уже со счета сбилась, так часто теперь меня осеняет.
В общем, у меня появилась мысль. А зачем, спрашивается, Леля постоянно меня во что-нибудь тыкала? Ей же от этого один только вред. Если она спелась с Перцевым…
Передать не могу, какой хаос наступил в мозгах. И это при том, что работали они, бедняжки, на пределе. Даже уши мои раскалились — горели, как у породистого скакуна перед скачками.
«То, что Леля возжелала ускорить естественную кончину Турянского, не удивительно, — размышляла я. — Он, жлоб, только мелкими тратами от жены и отделывался: там норковое манто подкинет, там подарит „Мерседес“, тут трехэтажный коттеджик подсунет, а к настоящим капиталам он ее, поганый мужичонка, и не подпускал. А сам старый, лысый и пузатый. Как такого не прибить?»
Признаться, за это я никак не могла осудить Лелю. Меня жгла обида лишь из-за ее обмана. К обиде прикладывалось легкое недоумение: чем лучше Перцев? Такой же старый, лысый и пузатый.
«Ну да, и старый, и пузатый, и лысый, — подумала я, — лет сорок ему точно, а то и больше, не удивлюсь, если и все пятьдесят: немногим он лучше Турянского. Уж если избавляться, так сразу от обоих…»
Эту мысль я додумать не успела — проснулась Роза. Она еще толком не разлепила глаза, как я бросилась раскрывать ей их на Лелю. Роза слушала, открыв рот, а когда я закончила, постановила: