Фанера над Парижем
Шрифт:
Я вспылила:
— И я узнаю об этом тогда, когда уже поздно!
— Когда надо, тогда и узнаешь, — возразила Роза. — И вообще, чего ты от меня хочешь? Ты забыла, я гинеколог, и все мои друзья первоклассные врачи, черт-те кого не лечат: пациенты все крутые.
— Это сколько же в тебе похоронено информации! — с тоской и завистью воскликнула я.
— Да, — согласилась Роза, — информации столько, что захлебнутся все бульварные газеты разом, откройся она им. Но откровений от меня не жди. Уже ляпнула про Коровина, пусть отсохнет мой язык!
— С
— Ляпнула про Равиля, — не обращая внимания на мой ужас, продолжила обличать себя Роза, — а потом и про Турянского ляпнула. Господи! Какая я нехорошая! Все! Отстань от меня! Больше ни слова не скажу! Я и этого тебе говорить не должна, я врач, я связана клятвой Гиппократа…
Передать не могу, как мне стало обидно.
— Роза, — закричала я, — зачем ты этому Гиппократу клятву дала, когда мне клялась неоднократно не иметь никаких секретов от меня.
— Да когда я клялась?
— Еще раньше Гиппократа, еще в детском саду клялась, что будешь все-все и про всех рассказывать, как и я тебе. Я же клятву свою никогда не нарушаю, храня верность нашей дружбе; как узнаю что, так сразу с тобой и делюсь.
Роза вспомнила детство, устыдилась и залепетала:
— Сонечка, но что еще сказать тебе? Турянский не мужчина…
— Вот, Роза, — я не выдержала, ну как тут промолчать. — Так и чуяла, что Коровин, Равиль и Турянский гомики. Я легко гомиков узнаю по одному внешнему виду.
— Как? — изумилась Роза.
— У них глаза навыкате. Думаю, нет смысла пояснять почему.
Роза, у которой тоже глаза слегка навыкате, но совсем по другой причине, ничего не поняла и начала выгораживать Турянского.
— Он мужчина, — пропищала она, — но с женщиной он не может иметь традиционных отношений. Это все, что я знаю. Только, пожалуйста, сохрани это в тайне. Об этом знают очень немногие, буквально единицы. У его личного доктора будут неприятности.
— Ладно, фиг с тобой и с его доктором, так и быть, сохраню в тайне, что Турянский гомик.
— О ужас! Я этого не говорила! — зашлась на том конце провода Роза, но мне уже было не до нее.
Голова моя работала как турбина, даже гул пошел. Исходя из полученной информации, я рисовала умопомрачительные картины. Сразу все становилось на места. И схема была на удивление проста. Ну да, все не так, как я думала, а хуже, гораздо хуже и сложней, хоть и предельно просто, но начну с самого начала. С самого начала этой голубой повести.
Турянский, утративший свои исконно мужские возможности, загоревал, но вскоре решил, что и без них прожить можно, и увлекся Коровиным.
А что, Коровин мужчина хоть куда, сама им чуть не увлеклась! И увлеклась бы, когда бы не… Хм, да. Опять я что-то от сути ушла.
Так вот, Коровин фактически женился на этом Турянском. Милая такая семья. Живут себе, друг другом тешатся, да все тащат в дом, наводят уют. Жена — Турянский, тащит на себе основные семейные тяготы (бизнес и прочее), муж — Коровин, слегка
Стоп! Все было не так! Начну с самого начала. Начну с Великого Развала — в то время и плодились Перцевы, впрочем, как и Турянские, и все остальные «оригиналы» нашего общества.
Турянский, обладатель советской синекуры, утративший свои мужские возможности, решил, что и без них можно прожить и увлекся… своим подчиненным Перцевым. Увлекся и как-то дал тому знать.
Перцев, в глубине души неисправимый кобель, с ужасом осознал, что не готов отвечать на чувства начальника Турянского. Как человек, расположенный к непостоянству, Перцев прекрасно понимал, что одно дело бросать жен, тещ и детей, и совсем другое дело — начальников. В общем, Перцев задумался, склоняясь к мысли, что пора переходить на другую работу.
Однако предприимчивый Турянский даром время не терял. Пользуясь всеобщей неразберихой и близостью к тем, кто близок к Кремлю, он завел бизнес и головокружительно набирал силу, Перцев же таскался по бабам и был ни на что не гож.
Тут-то Турянский и поманил его банком, предложив закрепить братские чувства договором о страховании. Перцев клюнул, но сам был не рад, поскольку сердцу не прикажешь, другим органам тоже.
Турянский же вошел в тот возраст, когда пора бы и остепениться да подумать о семейной жизни. Перцев совсем не для семейной жизни, да и пооблез он, и красоту былую утратил. В общем, охладел к нему Турянский и увлекся Коровиным.
Коровин…
Ого-го, Коровин! Тот ко всяким там чувствам очень даже расположен и ответил на любовь Турянского со всей пылкостью, данной ему природой — здоровья-то хоть отбавляй, и на людей, и на духов хватает. Так и состоялся этот брак, в результате которого Перцев остался за кормой семейной ладьи.
Тут-то и начались его неприятности. Турянский, распаленный чувствами, в свое время все Перцеву отдал — если не все, то многое; мы, женщины, ни в чем удержу не знаем и если полюбим, то уж страсть как жаждем одарить предмет воздыханий.
К тому же подарки Турянского со временем приобрели вес того лотерейного билета, который вдруг взял да и выиграл «Москвич», а «Москвичей» Турянский дарить никак не собирался. Но так уж вышло, кто знал, что так удачно дело обернется. Никто в нашей стране тогда этого не знал, думали: побалуемся да государству возвернем, а тут и возвращать уже некому — нет его, считай, государства.
Но если вернуться к Турянскому, то он давно переживал по поводу несправедливости с Перцевым. «За что, спрашивается, этому ничтожеству свое добро подарил?» — ежечасно спрашивал себя Турянский. Он переживал, но на радикальные меры идти не решался. Однако с появлением Коровина все резко переменилось. Любовь к магу нацелила Турянского отобрать дары у Перцева, но как это сделать? Многое отдано бездумно. То, что подарено махом, пришлось возвращать по крупицам.