Фантастические сказки
Шрифт:
Но трапеза, громко названная ужином, состояла из двух больших тарелок, на каждой из которых высилась гора кусков хлеба, тонко намазанных маслом. Кроме того каждому полагалось по стакану воды. Расстроенный Поль отказался от угощения скорее с непреклонностью, чем с учтивостью. Это не прошло незамеченным.
– В прошлом семестре, Бультон,- строго заметил доктор Гримстон,- у нас были конфликты из-за твоей привередливости. Твой достойный отец сообщил мне о твоей склонности к чревоугодию за его обильным столом. Не заставляй меня снова читать нотации по этому поводу.
Чувствуя необходимость поскорее исправиться в глазах доктора, мистер Бультон поспешно схватил два самых больших куска хлеба, но они оказались такими толстыми и плохо пропеченными, что он испытал немалые сложности, пытаясь прожевать и проглотить их, а поскольку он торопился, то единственной наградой стала для него реплика "ест, как свинья" из уст одного из подростков.
"Надо поскорее бежать отсюда - уныло размышлял он.- Дика здесь явно недолюбливают. Господи, как же мне скверно! Ну почему я не могу отнестись к происходящему как… как к шутке? До чего же твердые здесь скамейки и как болит спина после этих тумаков!
Наконец настало время отхода ко сну. Мальчики по одному проходили мимо доктора, который, пожимая им руки, желал спокойной ночи.
Мистер Бультон пропустил вперед всех школьников, ибо.твердо вознамерился немедленно открыть глаза доктора на ошибку, им совершаемую. Но он невероятно нервничал. Дипломатичное, тщательно продуманное вступление, которое он сочинил, в самый нужный момент начисто вылетело у него из памяти. Мозг перестал работать, и Поль подошел к директору школы, сам не зная, что сейчас скажет.
– Доктор Гримстон,- начал он,- прежде чем отправиться ко сну… я хотел бы… я желал бы…
– Понимаю,- резко подхватил доктор.- Ты желал бы извиниться за странное поведение в поезде? Ну что ж, коль скоро ты затем нашел способ исправиться, извинение принято. Ни слова больше об этом!
– Я не о том,- удрученно протянул Поль.- Я хотел объяснить…
– Объяснить обращение с бутербродами? Если все дело в отсутствии аппетита, у меня нет вопросов, но я терпеть не могу…
– Согласен,- перебил его Поль, немного придя в себя.- Я и сам терпеть не могу недоеденную пищу, но есть кое-что, о чем я хотел бы с вами поговорить…
– Если это возмутительное поведение Кокера,- сказал доктор,- то я внимательно слушаю. Я займусь им завтра. Может быть, до тебя дошли сведения о подобном поведении кого-то еще из учеников? Неужели еще кто-то украдкой привез в школу сладости?
– Господи, да нет же!
– воскликнул Поль, теряя терпение.- Неужели вы думаете, что я рыскал по школе в поисках леденцов. Меня занимают проблемы поважней! И я наконец требую, чтобы меня выслушали! Есть семейные тайны, доктор Гримстон, которые могут быть поведаны лишь при соблюдении строжайшей секретности. Я вижу, один из ваших помощников что-то пишет там за столом. Не могли бы мы пойти туда, где нам никто не помешал бы. У вас есть кабинет?
– Есть, - мрачно подтвердил доктор.
– И розга тоже. Если угодно, я могу предъявить и то, и другое. Собственно, так и будет, если ты не перестанешь паясничать. Сейчас же ступай в спальню, пока я не наказал тебя. Все, никаких объяснений!
И к удивлению тех, кто никогда не бывал в положении мистера Бультона, он покорно пошел. Он отдавал себе отчет, что идет на предательство по отношению к самому себе, совершает постыдное самоотречение. Он прекрасно понимал, что в этот критический момент жизненно важно проявить твердость. Но его храбрость растаяла без следа, и он послушно стал подниматься по деревянной лестнице в спальню.
– Спокойной ночи, мистер Бультон,- сказала горничная, встретив его на лестнице.- Вы знаете нашу спальню. Вы в шестом номере с мистером Кокером, мистером Бидлкомбом и остальными.
Поль взобрался на самый верх лестницы и с. мучительным чувством открыл дверь, на которой была выведена цифра 6.
Это была большая пустая комната, обклеенная простыми обоями. Шторы на окнах были опущены. Обстановка состояла из сосновой стойки с тазиками для умывания и восьми небольших белых кроватей по стенам.
По причине начала семестра был зажжен камин, и вокруг него скопились ученики, оживленно беседуя.
– Вот он! Наверное, задержался, чтобы еще поябедничать!
– закричали они наперебой, когда Поль вошел.- Ну, Бультон, что ты скажешь в свое оправдание?
Мистер Бультон почувствовал себя совершенно беззащитным среди этих волчат. Он плохо знал, что такое мальчишки, и понятия не имел, как добиться у них авторитета. До сих пор он рассматривал их как печальную неизбежность, как существа, которые надо держать в ежовых рукавицах. Теперь же он только и мог недоуменно таращиться на них и тупо молчать.
– Ему нечего сказать в свое оправдание,- подал голос Типпинг.- Что же будем с ним делать? Может, попробуем покачать его в одеяле? Если не подбрасывать слишком высоко или не уронить на пол, никакой беды с ним не приключится.
– Нет, не надо качать его в одеяле,- вмешался Бидлкомб, и не успел Поль испытать к нему прилив благодарности, как тот продолжал: - Лучше попробуем постегать его полотенцами.
– Прошу иметь в виду,- заговорил Поль, не без оснований сочтя, что это может оказаться весьма болезненным,- что я не позволю стегать себя полотенцами! В жизни никто со мной не обращался подобным образом. У меня и так хватает проблем, чтобы еще объясняться с вами, юные варвары!
Поскольку в этой тираде подростки не услышали просьбы о помиловании, а скорее даже наоборот, они образовали кружок вокруг жертвы и стали охаживать Поля мокрыми полотенцами с таким дьявольским искусством, что острые концы обжигали, словно тонкие плети, и он вертелся, как волчок, изрыгая, как это ни прискорбно, жуткие проклятья.
Когда мистер Бультвн дошел до полного исступления, Бидлкомб подал свой сладкий голосок:
– Внимание, друзья, я слышу Грима. Пусть он разденется и ложится, а мы потом добавим ему тапочками.