Фантастические тетради
Шрифт:
— Глупо, мой мальчик, думать о неизбежном, — отвечала невидимая тень.
— Я боялся, что галеон разобьется о скалы, но вдруг в небо вырвался пестрый шар. Он разросся вмиг, заслонив собой восточный горизонт. Он был похож на видение, которое можно потрогать руками, корабль казался под ним игрушкой, которой не под силу тащить за собой парус. Галеон замедлил ход, поднялся над водой и, когда самутийские галеры пронеслись под его килем, я услышал шум воздушного винта. Он ушел за перешеек в сторону Каменного материка, а шар долго был виден над линией горизонта. Он казался новой планетой с зелеными океанами и разноцветными островами.
— Как лоскуты материи, — сказала тень, — красный лоскут назывался «Иврона», желтый — «Астрелия», синий — «Априка», серый — «Андартина». На этом
Ни в детстве, ни в юности, ни в зрелые годы Бароль не путешествовал по Анголее и, будучи в здравом рассудке, никогда не приписывал себе вымышленных похождений. Однако галеон преследовал его с той поры что наяву, что во сне… Глядя на небо, он то и дело краем взгляда задевал разноцветный шар неизвестной природы. От взгляда видение тотчас растворялось, не оставив темного пятна на облаках. Часто шар возникал на фоне солнца, но это было давно. Сегодня, в первое утро без дождя, Бароль снова поймал себя на том, что в ожидании смотрит на небо. Светлело необычайно быстро. Выруб на вершине казался темным наконечником горы, грубым и неуютным на фоне нежно-серых рассветных сумерек. И Бароль с наслаждением любовался бы этим зрелищем, если б не споткнулся о Логана, спящего поперек тропы у кромки леса.
Логан спал крепко, будто всю ночь махал метлой, разгоняя облака, и Бароль, склонившись над ним, уже коснулся костлявого плеча, как вдруг его осенила безумная мысль, словно наваждение. Кровь ударила в голову, и он, не в силах противостоять искушению, вынул из-за пояса хлопушку для спугивания птиц и бахнул изо всех сил прямо над ухом спящего богомола.
— Что ты знаешь о галеоне «Земля», мерзавец, выкладывай все как есть!
От неожиданного испуга Логан подпрыгнул, не вставая на ноги, и вмиг оказался в положении свободного полета, в позе, в которой учат плавать на мелководье сопливых самутийских мальчишек, мечтающих стать мореходами. С той лишь разницей, что воды между Логаном и сушей оказалось маловато для урока плаванья — всего-то струйка, стекшая с подола его развевающегося халата. Зависнув в метре над тропой, он сделал несколько размашистых гребков руками, но приземлился на то же место, не успевшее остыть от его сонного тела. Удар выбил из богомола сон, однако эксперимент принес результаты. Прежде чем Логан осмысленно открыл глаза и гневно уставился на Бароля, он испустил-таки одну сокровенную фразу, за которую богомольный магистрат должен был лишить его титула и языка, а затем сослать на торговые галеры:
— Божественная прика! Спаси меня боги! Божественная прика!
— Как сие понимать, — склонился над ним Бароль, — нам, нечестивым богохульникам? — Логан встал на карачки и попытался отползти в сторону из-под его небесного взгляда. Но взгляд Бароля переместился следом за ним.
— Если ты сделаешь меня заикой, паразит, кто станет за тебя молиться?
— Я сделаю тебя почетным богомолом преисподней, если ты сейчас же не расскажешь мне о «божественной прике».
Логан поглядел на светлеющие небеса — они безнадежно светлели; Логан поглядел на неприступную скалу по имени Бароль, возвышающуюся между ним и вырубом, где несчастного богомола ждали кров, уют, еда, не говоря уже о достойном обществе и любимой работе. Позади Логана простирался дремучий Босианский лес, где его ждали людоеды-босиане да отощавшие потричи, затаившиеся в топях. Там же его ждали ядовитые клещи, зубастые змеи, болотная лихорадка, от которой ноги покрываются кровоточащими язвами. Одним словом, ничего хорошего в Босианских лесах Логана не ожидало. Соревноваться с Баролем в беге ему, тощему коротышке, было смешно, да и шансов на то, что Бароль, побегав за ним по склону, изменит свои намерения, было так же мало, как шансов выжить где бы то ни было, кроме злосчастного выруба, торчащего за спиной Бароля в дымке утреннего тумана.
— Не знаю, — внятно и добросовестно отчеканил Логан, но взгляд Бароля не двинулся с места. — Не знаю, — повторил он еще раз, будто теперь уж точно попал в цель, в самую что ни на есть глубину потаенной совести синеглазого монстра; и засуетился подниматься на гору, но Бароль наступил на подол его халата. — Клянусь! — взмолился Логан. — Сам не знаю, как это у меня получилось такое сказать?!
— Кто молится в божественной прике?
Логан опустил глаза.
— Не знаю. Точно не могу знать.
Глаза Бароля плотоядно блеснули.
— Кому… молятся?
Саим предупреждал дядьку не раз, что на границе Босианского леса с Баролем порой происходят чудеса. Будто звериные духи все разом вселяются в плоть фарианского вельможи и воюют между собой за территорию его души, лишенной высокого небесного покровительства.
— Кому? — повторил Бароль. Логан забормотал невнятное, стараясь высвободить подол халата, как вдруг почувствовал, что намертво прижатый подол вдруг воспарил в невесомости; почувствовал, как ноги оторвались от почвы, а тело, удерживаемое за поясной ремень сильной рукой Бароля, приняло горизонтальное положение и поплыло вниз по склону, вместо того чтобы подниматься домой. Логан держался с достоинством магистра. Изредка дотягиваясь до земли руками, он хватал камни, комья грязи и засовывал их в рот, пока не расперло щеки. Но, как только каменные стены колодца показались в зарослях, чувство собственного достоинства изменило ему. Богомол, не дожидаясь, пока перед ним распахнутся врата смердящей Ингуреи, схватил Бароля за подол и замахал в воздухе голыми пятками.
— Шпаси меня боги! — пронзительно завопил Логан, да так громко, что с кедров полетели шишки. Впрочем, вполне возможно, что это были не шишки, а босианская разведка. Возможно, продержавшись на ветвях всю ночь, разведчики под утро не удержались на ветках от хохота. — Шпаси меня боги! — вопил Логан. — Зачем же так… — изо рта посыпались камешки, бряцая по ступеням колодца. — Разве я стал не нужен тебе? Разве я не усердно за тебя молился? Разве ты сможешь так поступить со мной?! Очнись! Как же так?! Как у такой удивительной женщины, свет ее праху, мог появиться такой ублюдочный правнук? Я имею звание магистра! Ты не смеешь хватать меня за ремень! Ты не можешь… Ты будешь проклят всеми богами, и ни один, слышишь, ни один из них за тебя не заступится!
Бароль открыл отверстие люка, открепил цепь от подножия постамента и обвязал ею голую пятку Логана.
— Сейчас проверим, как боги покровительствуют тебе.
— Бароль! — взвыл Логан. — Будь ты проклят! Что тебе надо? — когда пятка погрузилась в люк, Логан схватился за цепь и чем быстрее Бароль опускал ее вниз, тем проворнее богомол взбирался по ней обратно. Но цепь тяжелела, и вскоре ее конец побрякивал на такой глубине, что у Логана захватило дух.
— Так кому покровительствуют боги? — спросил Бароль.
— Тебе, гаду, — пищал Логан.
— А кому святейший магистрат морочит голову?
— Тебе, бандиту.
— А кто просился в мой выруб? Кто бился лбом о порог и клялся быть откровенным?
— Я, несчастный приканский утопленник.
— Взгляни-ка, — Бароль прекратил раскручивать цепь, прикрыл люк доской, чтобы голова богомола не вынырнула наружу, и посмотрел на небо, — что-то боги не торопятся тебя выручать… — тощий богомол впился пальцами в доску. — Цепь и та кончается, — рявкнул Бароль, — а мое терпение еще короче! — пальцы Логана соскользнули и забренчали по железным кольцам. — Хочешь знать, насколько мое терпение короче, чем твоя жизнь? На один локоть, придурок. Смотри, — он оторвал конец цепи от катушки и побренчал им перед носом Логана. — Вот и все. Не сомневаюсь, что боги смотрят на тебя и диву даются, от какого дурака принимали поклоны.
Но Логан, стиснув зубы, продолжал карабкаться наверх, а тяжелая цепь все сильнее тянула его на дно преисподней. Когда в руках Бароля осталась последняя связка колец, чувство собственного достоинства изменило Логану вновь.
— Что ты хочешь знать, будь ты проклят?!
— Кому, — еще раз повторил Бароль, — кому молились боги на галеоне?
— Нет, нет, ты все не так понял! — зарыдал Логан, и цепь выскользнула на камни, но не успел несчастный богомол икнуть от ужаса, как Бароль прижал ее конец ногой и повторил вопрос: