Фантастические тетради
Шрифт:
— А… — протянул Биорг, — я не верил ни ушам, ни глазам своим до последней минуты! Передо мною действительно Феликс Матлин? Я не сплю и не нахожусь в плену безумных иллюзий? — весь этот монолог он произнес на чистейшем русском языке, без какого-либо даже намека на акцент.
— Присаживайтесь, — пригласил его Матлин.
— Благодарю вас, покорно благодарю. Надолго ли в наши края?
— Мне хотелось бы повидать Короеда и я тотчас же вас покину.
— Как жаль, право же, как жаль. Не стоило бы так торопиться, — его подчеркнутая театральность начинала действовать на нервы, — тем более, того, кого вы пожелали видеть, здесь нет. Но я, пожалуй, взялся бы устроить вам встречу с Лоином
— Меня интересует Андрей Короед.
— Ни секунды не сомневаюсь, что это достойнейшая личность, но, кажется, мы с вами с трудом понимаем друг друга. Я бы, с позволения сказать, настаивал на вашей встрече с Лоином Гренсом. В противном случае, я отказываюсь понимать причину такого визита.
— Откуда вы меня знаете?
— Господин Лоин Гренс знает о вас все.
— Это он вез меня сюда?
— Точнее, он пытался это сделать, но после неудачи бесконечно об этом сожалел.
— Что ему от меня понадобилось?
Биорг сделал удивленное лицо.
— Ему от вас? Спаси Господи! Ровным счетом ничего. Ему нужно было всего лишь от вас избавиться, отвязаться. Это вы, позвольте заметить, пристали к нему, как банный лист.
— Вы хорошо говорите по-русски.
— Это мой третий родной язык.
— Прошу вас, будьте внимательнее и уточните: избавиться или отвязаться?
— Право же, — удивился он еще больше, — не вижу разницы. Он всего лишь хотел, чтобы вы оставили его в покое.
— Прекрасно. Ведите меня к нему.
Поздней ночью на транспортный этаж здания гостиницы, вышли двое и, преодолев пешком несколько пролетов вниз, уселись в длинную белую машину. Машина поднялась над дорогой, со свистом пронеслась до конца улицы и нырнула в туннель на оживленную подземную магистраль, о существовании которой праздные туристы, падающие с перил космопортов, возможно, не догадывались. По крайней мере, это наводило на мысль, что подземная часть города не заканчивается прозаическим подвалом. Спустя несколько часов, машина вонзилась в круглую дыру, служащую воротами павильона, из которого торчали лифтовые шахты, приглашающие спуститься еще ниже. Лифт работал, как стандартный технопарковый лифт Ареала: по любой траектории — вниз, вбок, по диагонали, как в детской игре с шариком, который должен прокатиться по доске препятствий и шлепнуться в нужную лунку — ни за что не уследишь, как он до этой лунки докатится.
Биорг прямо из кабины отомкнул тяжелую дверь, за которой показался широкий, залитый светом коридор, похожий на холл дорогого отеля. Пол был устлан ковровой дорожкой, на стенах висели светильники дневного света. Здесь же, в керамических вазах, росли обычные комнатные растения: фикусы, кактусы, ни чем не отличающиеся от своих собратьев, выросших где-нибудь в Калифорнии или в московских столовках.
— Прошу вас, точно следуйте за мной, — Биорг провел его мимо зала с фонтаном, по мраморной лестнице в коридорный тупичок, в который выходили двери двух апартаментов. На одной из них красовалась полированная деревянная коробка, похожая на почтовый ящик. Биорг тихонько постучал по ящику и, приоткрыв дверь, просунул голову внутрь.
— Господин Лоин Гренс, к вам посетитель.
Но в комнате было темно и тихо.
— Зайдите, Феликс, подождите там, а я тем временем разыщу его, — он почти силой впихнул Матлина в комнату и закрыл дверь.
Нащупав на стене выключатель, Матлин успокоился. Люстра осветила комнату с высоким потолком, на стенах которой вместо окон размещались яркие витражи со сценами охоты и пасторальными пейзажами. Посреди стоял стол, заваленный горой исписанных бумаг, а вокруг были, то ли расставлены, то ли разбросаны кресла и стулья. К комнате примыкала небольшая столовая, совсем маленькая спаленка за тяжелой занавеской с колокольчиками и туалетные комнаты, выложенные светлой плиткой.
Окинув все это взглядом случайного посетителя, Матлин вернулся в гостиную и сел на диван, стараясь совладать со своим подлым желанием сунуть нос в чужие рукописи. Тем более, что из-под груды бумаг торчала плоская портативная машинка с русским алфавитом. Просидев еще с четверть часа, он, со скуки, отправился рассматривать витражи, но тут из коридора послышались шаги, и дверь распахнулась настежь.
— Феликс! Ты жив! Господи, как я рад! Как я безумно рад, что ты нашелся!
На пороге прихожей собственной персоной стоял Андрюха Короед, и его бледная физиономия переливалась всеми оттенками счастья. Он размашистой походкой подошел к Матлину и обнял его.
— Феликс! Скажи хоть слово! Скажи, что я не сплю, что это действительно ты!
— Знаешь, дружище, — пробормотал Матлин, с трудом унимая дрожь в голосе, — кажется, я сам не вполне в этом уверен…
УЧЕБНИК. ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ. Искусство. Естество. Бонтуанские ментальные оболочки
Возможно, адаптация терминов не очень удачна. Искусство в Ареале имеет смысл, несколько отличающийся от земного аналога. Может, дело только в моем неправильном понимании, но ничего более подходящего в своем словарном запасе не нахожу. Искусство в Ареале следует понимать дословно как «опосредованное творение», вторичное, производное. Ему противостоит термин «непосредственное творение». По аналогии с Искусством, переведу его как «Естество».
Естество — то, что не имеет автора-создателя; то, что произвела на свет сама природа; и, наконец, то, что сделано неизвестным автором. Даже если это вещь вполне ручной работы, но до тех пор, пока неизвестно, чьих именно рук, сама вещь и всякий способ ее мировоззренческого осмысления относится к категории Естества. Для человеческого менталитета такое толкование абсолютно бессмысленно, даже смешно. Не только для человека, в пределах всех родственных и схожих фактур. В Ареале этот смысл возник в результате необходимости четко разграничить Искусство и Естество в не родственной среде, где не подскажет чутье и не сработает инстинкт. Эти же категории являются исходным уровнем познания (чего угодно) и в общей арифметике бытия используются в связке с такими же исходными категориями: «первичное» и «вторичное».
В продолжении этого ряда есть еще «третичное», «четвертичное» и т. д. Невозможно представить, сколько всего степеней опосредованного. В конце этого списка может померещиться сам черт рогатый. Но начало выглядит вполне логично:
1. Первичные творения — Естество — предискусство
2. Вторичные творения — Искусство — творения Естества
3. Третичные творения — 1-ое Постискусство — творения творений Естества
4. Четвертичные творения — 2-ое Постискусство — и т. д.
Каждая вещь, каждое явление, суждение, знамение… (от странствующего астероида до человеческой цивилизации), имеет в этой шкале свое заслуженное место. От правильного определения своей категории зависит многое, если не сказать, все. Возникает вопрос, каким образом можно ее определить, нам, находящимся внутри системы? Первична или вторична цивилизация, к которой мы принадлежим? Возникла ли она естественным образом или ее произвели искусственно? Отвечу: по косвенным признакам. Надо представить себе, чем искусственная фактура может отличаться от настоящей и оглядеться по сторонам.