"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Перед отъездом царь сделал Тлирангогашту ещё один подарок. Он устроил ужин на двоих, немного выпил, после того позвал одну из своих охранниц, налил ей вина и велел сыграть на лютне. Та, видимо, уже не первый раз делала такое по просьбе царя, и подыграла ему, пока тот спел арию из героической агашской пьесы. После чего царь и охранницы (они незаметно вошли в шатёр во время пения; видимо, что царь распелся, было признаком прекрасного настроения) со значением посмотрели на Тлирангогашта. Пел царевич за время пребывания в агашском лагере всего раз, но это стало знаменито. Тлирангогашт взял лютню и стал петь песни из спектаклей Театра Души. Пел он по-старкски, но и мелодия, и весь словесный орнамент давали возможность почувствовать всем, что это песни про героев, про высокую любовь, долг и героическую смерть. После этого одна из охранниц запела песни на своём языке, их аура была такая же. А царь спел ещё пару героических арий. По ходу дела все осушили по нескольку чаш вина. И тут царь спросил охранниц:
— Любите ли вы моего сына?
Они переглянулись, и старшая из них неожиданно серьёзно сказала:
— Все мы готовы отдать за него свою жизнь, и были бы рады, если бы он позвал нас на ложе.
— Не будет ли для вас обидой, если я передам вас ему?
— Нет, хозяин! Мы будем рады ему служить.
— Тогда с этой минуты вы охранницы командующего армией и наследника престола, а не царя. Если вы все влюбились в него, опасно вас оставлять на службе у меня, — и царь басовито рассмеялся, показывая, что случившееся входило в его расчеты и приятно ему.
Принц был ошеломлён. Женщины-охранницы были старше его. Он спросил их о возрасте. Младшей было двадцать три священных года, а старшей тридцать. Заметив некоторую растерянность приёмного сына, царь сказал с улыбкой:
— Идти на верную смерть не боялся, а перед женщиной дрожишь!
— Любой мужчина дрожит перед сильной женщиной. Это единственный случай, когда бояться поединка не позорно.
— В этом лагере ты теперь больше не найдёшь себе настоящих женщин, а без них нельзя. В Ссарацастре тебе придется начать создавать себе гарем из пленниц, но они ведь не будут достойны тебя. А эти воительницы защитят тебя и от врагов, и от смертной тоски, и от отчаяния. Ведь мужчине не стыдно утешиться в объятиях достойной женщины, когда у него наступает момент отчаяния. А такие дни в жизни каждого бывают. И ещё тебе скажу. Предают друзья. Предают жёны и дети. Эти женщины никогда не предадут. Но могут убить, если ты совершишь подлость по отношению к ним.
И царь расхохотался, показывая, насколько невероятным кажется ему последнее предположение.
— И ещё одно я должен тебе сказать. Ты обязан за время похода довести своих друзей до такой степени преданности тебе, что они должны по одному твоему слову быть готовы убить собственных отцов… Да и меня тоже.
— Отец! Как ты можешь такое говорить?
— Могу именно потому, что знаю, что ты никогда им не прикажешь такое сделать, — и тут царь тяжело вздохнул и добавил: — если только я не сойду с ума. Тех, кто не сможет дойти до такой верности, убивай. Причина для этого всегда найдётся. А свободные места заполняй другими по собственному выбору.
Принц вновь призадумался. Задача, которую поставил отец, как теперь ему стало ясно, это минимальная гарантия выживания после того, как Тлирангогашт одержит победу и вернется в "нормальное" общество придворных и интриг. Конечно, интриги, а порой и убийства родичей, случались и в обществе Империи, но здесь законы взаимодействия были жёстче. Зато тренировка и обучение детей намного мягче. "Гуманность" и мягкотелость в одном всегда оборачивается страшными последствиями в другом. Вдруг его поразила мысль:
"А ведь мыслителям из таких обществ, где подлость является законом во взрослом мире, зато сюсюканье — законом при обращении с детьми, вполне может показаться, что мы, старки, заслуживаем сожаления! Ведь у нас с детства гражданам вбиты понятия чести и достоинства, из-за этого мы якобы зашорены в восприятии мира и общественных отношениях. Я-то вижу, что на самом деле вовсе не так. Оба моих отца прекрасно понимают это. Иначе царь Агаша не сделал бы меня своим наследником".
На следующее утро царь Ашинатогл отбыл в Агаш.
Народное собрание началось через два часа после восхода солнца. Граждане расположились на площади мытарей перед крепостью в полном вооружении, подчёркивая серьёзность момента и заодно не желая оказаться захваченными врасплох вылазкой стоящего в паре вёрст ссарацастрского воинства.
В предыдущие дни отдельные группки ссарацастрцев пытались пробраться мимо крепости, чтобы пограбить в долинах за нею. Их безжалостно останавливали оружием, и когда царь царей узнал об этом, он только сказал:
— Наши джигиты всегда сломя голову лезут в драку. Их невозможно остановить. Вы поступаете правильно: они нарушили приказ и больше не мои воины. Захваченных в плен можете казнить или поработить. Только не надо их позорить и после этого отпускать на волю.
Барон Урс Однорукий кратко сказал, что собранию оказана высокая честь и возложена громадная ответственность. Граждане должны выслушать царя царей, дать достойный и разумный ответ на его неожиданное предложение. Куструк порадовался такому введению. Он уже начал понимать, что здесь владетель не имеет права заставить граждан изменить свой статус. Это могут решить лишь все граждане совместно. В принципе в некоторых из ссарацастрских царств были собрания воинов, а собрания знати в большинстве. Так что подобный подход не был чужд миру горцев. И, собравшись с духом, царь царей начал самую ответственную в своей жизни речь.
"Свободные граждане, пришедшие на нашу землю под предводительством славного вождя Урса Однорукого! Свободные народы Ссарацастра приветствуют вас и приглашают вас в нашу семью. За последние века многие славные и воинственные народы приходили сюда и оставались здесь, покорённые нашими прекрасными горами и долинами, нашими страстными и верными женщинами, нашим вином. Ведь не зря наша главная долина зовется Долина Кувшинов. Все они сохранили свой язык и культуру, живут рядом друг с другом как одна большая семья, где порою бывают ссоры и драки, особенно после вина, но, когда приходит на нашу землю недруг, мы все как один встаём против него".
"Я вижу, что вы — добрые и смелые воины. Вы можете быть безжалостны к врагам и благородны с друзьями. А эти два качества объединяют все наши народы. доблестных джигитов, которые могут и подраться, и помириться, которые выше всего ставят воинскую доблесть, честь и щедрость. Вы можете войти в нашу семью как одни из старших её членов".
"Я вижу, что вы недовольны. Мне кажется, вы считаете, что я пытаюсь вас оторвать от ваших братьев, что остались на равнинах. Но это не так. Вы просто будете жить теперь по-другому и в других условиях, вы всё равно будете отличаться от ваших равнинных братьев. Горы воспитывают суровых и смелых воителей, а равнины — тех, кто ищет покоя и довольства. Войдя в нашу семью, вы станете залогом вечного мира, союза и дружбы между Лиговайей и всем Ссарацастром. Ваши равнинные братья станут нашими братьями. Любой недруг, напавший на них, станет нашим недругом. Они будут давать нашему союзу богатства, а мы армию из бесстрашных и искусных бойцов. Вместе мы будем непобедимы, и ваш царь Лиговайи сможет возложить на себя корону императора Юга".
"А чтобы обеспечить всё это, я, если вы, свободный народ, согласитесь войти в нашу семью свободных народов, на ваших глазах передам свой венец царя царей вашему вождю. Я привёз с собой также корону Лазики, снятую нашим Советом с трусливой башки их царя. Ваш вождь коронуется как царь Лазики, поскольку он имеет на это право как зять последнего царя. А Совет царей уже решил: после того, как он возложит на себя царскую корону, и если я добровольно сниму с себя свой венец, что я сейчас и делаю, он становится царём царей Ссарацастра. Это избрание пожизненное".
Царь царей передал корону Лазики Урсу, и тот держал её в руках, дожидаясь решения собрания. Про себя Урс уже кое в чём был уверен, ведь старки весь прошлый день обсуждали предложение Ссарацастра, и уже, в общем, было ясно, как они к нему относятся. Свободный народ должен был сейчас проявить свою волю и принять мудрое решение. Урс уже знал, что воины назначили оратора от себя, чтобы ответить Куструку и самому Урсу после их речей. Но многое зависело сейчас и от речи царя царей. А тот продолжал: