"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
И уже за Калачом дивизию нагнали два совершенно не похожих друг на друга человека. Непохожих, хотя посланы были одними и теми же инстанциями.
— … Товарищ Шульц! Ирина Ивановна! Vi tsufridn ikh bin! [128] Товарищ Жадов!..
— Яша! Товарищ Апфельберг! — ахнула Ирина Ивановна. — Какими судьбами?
Яша Апфельберг, начальник отдела печати в ВЧК (хотя теперь, скорее всего, уже «бывший начальник», широко улыбался с саней, размахивая руками. Был он в добротном полушубке, добротных валенках, с кобурой на поясе, правда, видно было, что оружие носить он не умел и привычки к нему не было.
128
«Как я рад» (идиш.).
— Ах, Ирина Ивановна, Ирина Ивановна! — Яша галантно расшаркался прямо среди растоптанного грязного снега, поцеловал товарищу Шульц руку (чем вызвал, мягко говоря, неласковый взгляд комиссара). — Ну что там за жизнь, в этом Питере? «Вена» закрылась. Из газет выходят только «Правда», «Известия», ну и ещё пара городских, так там одно и то же. Отделу печати делать нечего, работать не с чем и не с кем. Скучно мне стало в столице, дела хочется!.. Пошёл к товарищу Ягоде, попросился на фронт. Генрих Григорьевич — к Льву Давидовичу; товарищ Троцкий собственноручно резолюцию начертали — «разрешаю». Я в военное министер… то есть в военный наркомат. Там спрашивают — куда хотите? Я им, про вас памятуя — если можно, товарищи, то в пятнадцатую стрелковую. Отлично, говорят, там как раз нужен зам начдива по политической части. То есть теперь это я у вас комиссаром буду, Миша.
— Комиссар у комиссара, — улыбнулась Ирина Ивановна.
— Что-то в этом роде, — разулыбался Яша. — Вообще-то нужна нам фронтовая газета, чтобы бойцы не от баб базарных все новости узнавали, а от нас, из проверенного источника.
— Отличная идея, — согласилась товарищ Шульц. — Вот только где мы возьмём…
— А я уже всё достал! — жизнерадостно сообщил Яков. — Походная типография гвардейского корпуса, в превосходном состоянии, vos gelt iz felndik [129] ! Только… — он вдруг слегка приуныл, — ехал тут со мной из Питера ещё один типчик… тоже по вашу душу, в вашу дивизию… да я его опередил. Мрачный очень типчик. Я бы с ним в «Вене» за один столик не сел. Ну да ничего, живы будем — не помрём, всех одолеем!..
129
«Какие деньги пропадают!» (идиш.).
На последнем привале перед «фронтом» — в селе Новая Криуша — штаб дивизии догнал и ещё один человек. И тоже из Питера.
Был он худощав до такой степени, что казался измождённым. И носил он, в отличие от жизнерадостного и щеголеватого Яши, не полушубок, а старую солдатскую шинель, видавшую виды, кое-где с подпалинами от походных костров.
— Штокштейн, — представился он, протягивая сухую, но крепкую ладонь. — Эммануил Штокштейн, прислан в дивизию для образования при штабе её особого отдела. Вот мой мандат, подписан лично Львом Давидовичем.
Сидели они в избе, село до предела заполнили войска, и даже для штаба дивизии свободный угол едва нашёлся. Жадов при свете коптилки внимательно изучил протянутый мандат, передал Ирине Ивановне.
— Что ж это за «особый отдел» такой будет? Что ввели его особым приказом — прочитал в мандате вашем. Но то — бумага; а на деле как?
— А на деле, — без улыбки сказал Штокштейн, — это прежде всего борьба с вражеской агентурой, белогвардейскими шпионами, саботажниками, вредителями и прочим контрреволюционным элементом. В армию, как вы знаете, влилось немало бывших офицеров старого режима. Меры по привлечению военспецов оказались весьма эффективны… но вот преданность этих кадров делу революции вызывает у ЦК партии и всех думающих большевиков обоснованные сомнения. Если товарищ комиссар, — кивок на Яшу Апфельберга, — должен следить за моральным состоянием бойцов и командиров, не допуская отклонений от линии партии, то особый отдел должен обеспечить абсолютную верность всех привлечённых, помимо задач борьбы со шпионажем, о чём я уже говорил.
— У нас военспецов этих ваших нет, — нахмурился Жадов. — Я вот — питерский рабочий, товарищ Шульц — учительница. Командиры моих полков — харьковский пролетариат, как и остальной личный состав, кроме того бата… то есть полка, что прибыл с нами из столицы. Бывших офицеров в наличии не имеется.
— И очень плохо, что не имеется, кстати, — с ледяным спокойствием сказал Штокштейн. — Громадное большинство наших последних успехов связаны именно с грамотными действиями соответствующим образом мотивированных военспецов.
— Каким же образом они «мотивированы», товарищ Штокшейн? И, кстати, как вас по отчеству?
— Иоганнович, — холодно ответил тот. — Мы из немцев, как и вы, товарищ Шульц, как я понимаю. А как военспецы мотивированы… многие служат за паёк, другой работы им не предоставляется. У иных же семьи в заложниках. Не у всех, конечно. Но у известного числа. Угроза, как известно, зачастую сильнее её осуществления. Все знают, что их родные и близкие могут оказаться… там же, где уже оказались другие. Действует, поверьте, очень хорошо.
Наступило молчание.
— Для исполнения полученных директив, — очень официально продолжил Штокштейн, — вам необходимо выделить мне в подчинение взвод толковых бойцов. Политически грамотных, не подверженных колебаниям.
— Хорошо, — Жадов не смотрел в глаза собеседнику, только на его рукав, где красовалась одинокая красная звезда.
— Что ж вы на мои знаки различия так глядите, товарищ начдив? — усмехнулся Эммануил Иоганнович. — Небось спросить хотите, отчего я звезду не спорол, как иные мои не слишком твёрдые в убеждениях товарищи?
— Нет. Ничего спрашивать не хочу, — отрезал Жадов, однако Штокштейн его словно не слышал:
— Да, беляки зверствуют, комиссаров в плен не берут, или убивают на месте, или замучивают. Вот вы, товарищ Апфельберг, кстати, вы свою-то звёздочку не спороли? На месте, нет?..
Яша оскорблённо потряс левой рукой: комиссарская звезда красовалась, где положено.
— И не надо меня в трусости тут обвинять с порога! — бросил он негодующе.
Штокштейн пожал плечами.
— Иные мне объясняли, что главное, мол, дело делать и убеждённость в сознании иметь, а знаки различия, дескать, «нас выдают» и «врагу работу облегчают». А я так скажу — бойцы видеть должны, что мы, настоящие большевики, ни мук, ни смерти от рук белой сволочи не боимся. Тогда и вера нашим словам будет. А вот вы, товарищ Жадов, вы-то звезду не носите, как я погляжу…
— А я никогда «комиссаром» в этом смысле и не был, — покраснел Жадов. — Я батальоном командовал. Название должности такое было, да. Но и только. Я и звезду-то никогда не получал!
— Я могу поделиться, — усмехнулся Штокштейн. — Как удачно, что у меня с собой запас!
— Прекратите, Шток-как вас там! — вдруг вышел из себя Яша. — Прекратите эти дурацкие провокации! Вы ещё предложите каждому бойцу на себя звезду нацепить! Так она у них и так есть, на фуражке или на шапке! Все мы тут — комиссары! Все — большевики! Все за народное счастье бьёмся, себя не жалея!