"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Чун соображал медленно, но верно.
— Ведьму молитвами надо побеждать! И млоитвами не таких ублюдков, как ты. а настоящих мужиков, как наш Тор, и настоящих попов, как этот Трор! Пятьдесят дуболомов еле-еле могут одну змеюку вместе сжечь, и потом ещё хвастают! Слабаки! Дерьмо вонючее! Не зря тебя Вонючкой прозвали! — и как следует врезал Ару.
Началась драка. постепенно перешедшая в общее махалово. Одноглазый, Тустарлон и Линноган, выпивавшие поодаль, прибежали на шум и начали растаскивать кучу дерущихся, раздавая направо и налево безжалостные тумаки.
Ругатай нашёл прекрасный "аргумент":
— Задницы ослиные! Половину самогона опрокинули! Закуску топчете!
Драка стала стихать. Естественно, всё закончилось кучей синяков, подбитых глаз и несколькими выбитыми зубами, а затем продолжением совместной выпивки и пьяными заверениями в уважении и дружбе. Дрались-то не по злобе.
Пришлось подождать около храма ещё пару дней. Тор за это время как следует познакомился и подружился с отцом Трором. Имена их были созвучны, и как люди они друг другу понравились. Тор предложил священнику ехать с ним в Колинстринну и стать главным священником баронства. Отец Трор отказался. Он сказал, что слишком стар, а теперь чувствует, что сделал главное дело в своей жизни и осталосподготовиться к честной смерти. Тор расспросил, что ощущал отец Трор, и была ли ведьмой Имир до благословения?
Священник сказал, что Имир уже твёрдо встала на путь порока и могла скатиться к ведовству. Когда она встретилась со столь сильным духовно и знакомым ей человеком, почти любое действие Тора привело бы именно к тому, что она, захватив кусок его силы, сверглась бы в эту пропасть. Может быть, она бы выздоровела духовно, если бы вернулась в дом Тора, но, скорее всего, злоба и зависть привели бы её к тому же, но чуть медленнее. Став ведьмой, она могла бы нанести дому ужасный вред изнутри. Если бы Тор её проклял, она сверглась бы в ту же пропасть, но, поскольку она ещё не была ведьмой, Тору пришлось бы серьёзно замаливать свой грех гнева. А благословение было худшим из решений.
— Я не мог бы ничего сделать, не навредив? — удивился Тор.
— Почти ничего. Проехать мимо, не обратив внимания на неё — тоже ввергло бы её в пучину отчаяния и злобы, где бы её подстерёг Князь, — ответил священник. — Может быть, самое лучшее было бы подать ей щедрую милостыню и ехать дальше, не говоря ни слова и запретив всем домашним говорить с нею.
— Как-то несправедливо получается. Этой негодной шлюхе, у которой, как я слышал, и денежек уже немало было скоплено, подать щедрую милостыню… Как будто откупиться от неё.
— Ты же спросил, брат мой, не что справедливее и лучше всего было сделать, а как её уберечь от немедленного падения. А справедливее и лучше всего было бы, если бы не рабыня, а ты своим громовым голосом отчитал бы её за негодную жизнь, велел бы тут же на месте покаяться и идти немедленно в монастырь. Может быть, она после этого стала бы на путь возрождения. Возможно, опять-таки свалилась бы в яму, отвергнув твои увещания. Но тогда ты мог бы проклясть её обоснованно и со страшными для неё последствиями.
— И ещё, отец Трор. Когда её пытали и казнили, я молился за её душу. И стало легче удерживать защиту от вампиризма.
— Ты полководец, брат Тор. Ты учил это в военном искусстве.
— Я простой воин, отец. Я не изучал полководческое искусство.
— Теперь придётся. Твоё положение обязывает. Почти все военные трактаты начинаются: худший метод действий — прямой. Идти в лобовую атаку на врага — красиво, благородно, но чаще всего гибельно. Нужно обойти его с той стороны, где он не защищён. Ведьма просто не могла представить себе, что ты начнёшь молиться за неё. Ты очистил свою душу и помог её погибшей душе, насколько это было возможно, а также защитился от неё, когда она пыталась
— Спасибо тебе, отец Трор! Я не представлял, что и в вере нужно часто вести себя, как в бою. Даже в рукопашном бою стоять, принимать прямые удары врага на щит и самому гвоздить по его щиту — самое глупое. А уж бой-то я изучил.
— Теперь тебе частенько придется воевать за веру и оружием, и духом, брат мой. На тебе лежит очень большая ноша, и я буду до самой смерти своей молиться за тебя, чтобы помочь её нести.
— Спаси тебя Бог, отец Трор!
— Спаси тебя Всевышний, брат Тор!
А Эсса тоже многое передумала и перечувствовала. В то ужасное утро она, в полубеспамястве зайдя в шатёр вместе с Ангтун, вдруг обнаружила, что они лежат друг у друга в объятьях и плачут. Она сразу же оттолкнула рабыню (но не так грубо, как сделала бы до этого дня) и велела ей принести воды для умывания. Потом, как и полагалось, она улеглась на постель, а Ангтун на рогожку у неё в ногах. Ангтун сразу же уснула, а Эсса всё думала. "Вот почему Тор почти перестал меня целовать! Каждый раз я выплёскиваю ему всё грязное, что есть у меня в душе, сама оказываюсь чистенькой, а он моется молитвой и этой самой… А, тогда понятно, что она есть! Во дворце принца я пользовалась канализацией. Это чистое и на вид красивое место, которое принимает в себя нечистоты и выносит туда, где их забирают золотари на удобрение полей. Вот Ангтун и будет канализацией нашей семьи. Я, конечно же, теперь буду как следует молиться и каяться, чтобы душа у меня была почище. Тело-то, значит, я мыла несколько раз в день, а про душу забывала по целым месяцам. А появляющиеся нечистоты буду сразу же через Тора спускать в канализацию. Так быстрее и легче достигну душевной чистоты. Оказывается, как опасно стало мужу иметь дело с нечистыми людьми. Но это и лучше: он теперь не может мне изменять с дамами".
И на этой мысли Эсса спокойно и умиротворённо уснула, грея ноги о "канализацию".
Когда Эсса пришла каяться перед отцом Трором, он сказал ей нечто похожее, весьма строго и почти грозно:
— Тело своё ты каждый день моешь и умащаешь, разрисовываешь красками и одеваешь в чистые одежды. А душу ты прикрывала отрепьями неверия, умащала нечистотами зависти и коварства, разрисовывала цветами скрытого зла, и обряжала во внешне белые, но давным-давно нестиранные зловонные одежды лицемерия и фарисейства. Молись, дочь моя, и кайся. И душа твоя очистится. Ведь очистила же душу твоя рабыня, грешная и кающаяся Ангтун, очистил же душу твой муж, невинно обвинённый Тор. А у них тоже много грехов на душе было. И ты будь достойна их. — И священник сказал длинную и красивую проповедь о пользе искренней молитвы и душевного покаяния, а также о вреде молитвы как затверженного обряда и внешнего, показного покаяния.
Эсса похвалила себя, что сдержалась, когда ей стали тыкать в глаза рабыней, да ещё при этом постельной принадлежностью её мужа. Потом она стала гордиться, что ей попался такой хороший и смелый священник, который не побоялся ей, знатной даме, в пример поставить её рабыню. Она решила, что оправдает доверие: не будет рабыню изводить, а использует для улучшения своего духовного состояния и состояния своего мужа. Лучше пусть он будет с ней, чем с этими светскими развратницами. Зато как хорошо прочищает душу такое мощное пастырское наставление! И Эсса заплакала от стыда и умиления (и пастырем, и собой), упала на колени и стала искренне молиться. Уж что-что, а к молитвам она теперь никогда не будет относиться как к формальному ритуалу, строго сказала себе она.