"Фантастика 2024-15".Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Да хотелось бы, дядько Демьян, только просил уж за меня отец Афанасий вашего поручика Глинского, — вздохнул я.
— Эх, тетеря! Понятное дело. У нашего павлина за одним разом разве что в морду выпросить можно. Ты не переживай. И ещё, «дядьки» дома на печи остались. Да и «Демьяна» заслужить должон. А пока я для тебя господин младший унтер-офицер.
— Есть, господин младший унтер-офицер! — я вытянулся в струнку, втянув живот и выпятив грудь, и стал «есть» усатого Демьяна глазами. На что тот лишь хмыкнул и ответил:
— Годиться! А пока есть время до обеда, разбери дрова, что посуше — вот сюда, на рогожку,
Инструктаж на этом не закончился. Уже через полчаса я понял, что попал. Единственный недорядовой на трёх унтер-офицеров, одного ефрейтора и троих солдат-санитаров. Короче, попал я как пушкинский Балда на службу к попу. Только вокруг была не сказка. К обеду я уже не чувствовал ни рук, ни ног, несмотря на нарастающую с каждым днём выносливость. И только тихо скрипел зубами после очередного «поручения» от старослужащих.
Хотел бы я посмотреть на тех умников, что причину дедовщины в Советской Армии искали во введении сокращения срока службы по призыву в конце 60-х. Да она, похоже, в русской армии была всегда! Существование армии без личной передачи опыта и навыков новому поколению воинов невозможно. Другое дело, когда полезная традиция извращается и перерастает в культ унижения человека по принципу «меня гнобили, и я гнобить буду».
Справедливости ради стоит отметить, что здесь, в вагонах лазарета, я ни разу не испытывал на себе ни насмешек, ни унижения, ни, тем более, рукоприкладства. Под каждую поставленную мне задачу будь то мытьё полов или сортировка перевязочного материала, подводилась твёрдая теоретическая база. При этом один из унтеров, что в данный момент курировал мою занятость, не забывал ни похвалить за хорошо проделанную работу, ни ловко подковырнуть крепким словцом за допущенную лажу.
Два вагона, отведённые под лазарет, следовали сразу вслед за офицерским вагоном второго класса и почтовым, который был прицеплен к тендеру паровоза. За нашими уже следовали солдатские вагоны, начинавшиеся с расположения команд пулемётной роты. Правду сказать, пока самих пулемётов у этих рослых молодцов не было, да и винтовками, как я ни приглядывался, солдаты пополнения в эшелоне не особенно светили. Оружие было только у военнослужащих комендантского взвода и, как ни странно, у моих попутчиков из лазарета, за исключением санитаров. Когда же я поинтересовался у Демьяна, он отмахнулся, пояснив, что вооружение с божьей помощью должны получить в Самаре, как и боеприпасы.
— А то и до фронта с голым задом поедем! Давеча вон ополченцы рассказывали, аккурат перед Рождеством их два полка с одним шанцевым инструментом да штыками в окопах две недели мариновали. Пришлось с бою винтовки добывать. Хорошо, артиллерией подмогли соседи.
Я тихо хренел от этой информации. Ну ладно, брезентовые сапоги и кургузые ботинки вместо кожаных. Но боевое оружие солдатам на передовой не выдать?! Похоже, Иосиф Виссарионович не первый эту тактику применил. Было у кого поучиться! Добил же меня унтер рассказом о том, что в этом году некоторым мобилизационным командам вообще не выдали сапог, пришлось обойтись лаптями и обмотками. А на выданные интендантской службой дополнительные амуничные деньги можно было купить разве что голенище от сапога, да и то одно.
— Ты, кстати, Гаврила на ус мотай. Скоро большие станции проезжать будем. Там разносчики появятся. Народец из призыва
— Не совсем, господин младший унтер-офицер.
— Твои ботинки до первой весенней оттепели продержатся. А брезентовые сапоги и вовсе гавно! Дезертиры-то всё казённое добро скупщикам за бесценок сдают. Ща в деревнях вдоль железной дороги много солдатского имущества завелось. А у торговцев на станциях всегда приличные сапоги сторговать можно. Запас, он, как говориться, карман не тянет. Мало ли что тебе в Самаре выдадут. Исподнее, походную рубаху да штаны, шинель вряд ли из плохого сукна получишь. Их на складах много. А вот сапоги…
— За совет спасибо огромное, господин младший унтер-офицер! Кстати, поинтересоваться хотел. Я вроде как на птичьих правах здесь, может мне поучаствовать в общественных деньгах? Вижу, кашеварите прямо на месте. Всё-таки на меня-то довольствия не выделяют.
Демьян задумался на минуту, потом широко улыбнулся, демонстрируя прокуренные желтоватые крупные зубы.
— А и не откажимси. Крупы да консервов у нас вдосталь, а вот хлебушка, сушек да сахару маловато. А чай в дороге — первое дело! Скоро сам поймёшь. Сладкое на фронте вдвойне в цене. А я чай вприкуску очень уважаю.
— Сколько?
— Полтинника хватит.
Я оторопел. После оставленных Марфе десяти рублей у меня оставалось достаточно, но если я отдам унтеру сейчас полтинник, то у меня останется всего на пару-другую сапог. А ехать ещё, по самым малым прикидкам, две недели.
— Что, пожалел, Гаврила? Жадность задушила? Считаешь пятидесяти копеек много? — насмешливо посмотрел на меня Демьян.
Я облегчённо выдохнул. Да-а-а, надо же, чуть в лужу не сел со своими привычками из будущего! Вот ещё задача. Совсем я цену местным деньгам не знаю. Перед унтером выкрутился, объяснив, что имею лишь пятирублёвые ассигнации. Тот кивнул, сбегал по-быстрому в соседний вагон и разменял мне синенькую на горсть серебряных полтинников. Так и состоялась моя первая сделка в этом мире.
Приятной неожиданностью стало наличие сестёр милосердия, которые обитали в вагоне с коллежским асессором. Сам Иван Ильич занимал небольшой отгороженный дощатым щитом пенал с откидным столиком и топчаном, который был расположен там, где в наших вагонах обычно находится купе проводника. Врач держал в своём закутке бумаги и расчётно-учётные книги лазарета, там же ночевал, заодно и бдел за мужским личным составом, о чём в первый же день мне было сказано с намёком от одного из санитаров не поддаваться «греху кобелячьему», иначе не видать мне фронта как своих ушей. А, ежели и видать, то из окопов арестантской роты.
Девушек в серых платьях, накрахмаленных передниках с крестом и таких же белых косынках мне приходилось видеть не раз. Но всегда издалека. За неимением раненых, за которыми бы требовался уход, они большую часть дороги проводили в своём вагоне. Даже правом свободно покидать вагон сёстры милосердия не злоупотребляли. Если бы сам не видел и не рассказали солдаты, и не знал, что вагон населён. Ехали себе тихо, как мышки. Пару раз замечал Ивана Ильича, что возвращался с сестринской половины с ворохом журналов и указкой. Демьян пояснил, что дохтур занятия с милосердными проводит по части перевязок, обработки ран и прочей скорбной немочи тел солдатских.