"Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
И она началась, и было это поистине ужасно. Если на прошлой конференции выступали зомбированные Америкой подростки, то на этой шел отвратительный фильм про зверское убийство коров: на переносном экране нарочито-грубые мужланы мучили пятнистых буренок в особо изуверских формах. Безобидные коровы, скрученные узлом, ожидали садистской смерти и жалобно мычали, призывая журналистов написать всю правду о…
О чем, кстати?
Иногда кадры с крупным замученным рогатым скотом сменялись кадрами про терпящих бедствие от рук людей маленьких пушных животных. И, судя по тому, какой "обработке" подвергалась их шкурка, ее было абсолютно невозможно использовать в каких-либо коммерческих целях. Сквозь отвращение и омерзение ко мне пришло понимание, что фильм инсценирован. Оставалось только понять, с какой целью.
Я отвернулась от экрана. Нашла лица ярых защитников прав животных, сидевших напротив меня. И впервые за последние полчаса изумилась по-настоящему. Сказать, что организаторы упивались жутким зрелищем орущих не по-телячьи буренок, значит не сказать ничего. Физиономии этих заявленных вегетарианцев были, как одна, перекошены в каком-то оргазмическом экстазе, глаза горели вожделением и торжеством.
"Э, ребята", - подумала я.
– "Что-то с вами не то. Посмотрю-ка я на вас по-другому".
Так и есть, из пяти человек трое явно были эмпатами, причем не самого светлого свойства, остальные с ними резонировали. Сидели, и в наглую, никого не стесняясь, млели от букета грязных эмоций.
А мне меньше всего захотелось писать информационную заметку, начинающуюся словами "семнадцатого сентября сего года в Центральном Доме Журналиста состоялась конференция, посвященная защите животных, в ходе которой прессе рассказали о…"
Но что же делать? Мое личное мнение опять окажется никому ненужным, и меня заставят писать весь этот бред про коров убиенных. Я посмотрела на металлиста. Тот, с очевидной гримасой отвращения на лице, осуществлял портретную съемку. Что и говорить, морды у организаторов действительно были живописными.
И тут на меня снизошло озарение в виде полузабытого студенческого фольклора: "Если интеграл не берется, его нужно взять силой".
Тогда мне это казалось в меру остроумным, сейчас же - более чем спасительным.
Я выбрала эмпата с мимикой побогаче, внушила ему, что все кругом свои, настало время для свободного выражения чувств. Получилось! Тот, отбросив ложную скромность, с вожделением потянулся руками к ширинке. Аудитория ожила, загалдела, защелкала фотоаппаратами.
Покончив с ним, я потянулась мыслью к худощавой девице. Эта оказалась крепким, закованным в броню материнских внушений орешком, и с ней пришлось повозиться подольше. Но вот и она рванула на тощей груди кофточку - только пуговицы по столу забарабанили. Журналисты подставили под стоны диктофоны и микрофоны, телевизионщики навострили камеры.
Продолжить правдивое шоу мне не дал опомнившийся металлист.
– Ну ты, подруга моя боевая, совсем нюх потеряла, - со смесью безмерного удивления и восхищения произнес он.
– Немедленно заставь их одеться!
– Не могу, - опомнилась я, затравленно озираясь по сторонам.
– Ты меня сбил, в зале полным-полно грязных человеческих эманаций, исходящих от жадных до сенсаций журналистов. Я потеряла с эмпатами связь.
Пишущей братии было, и впрямь, в избытке - те, что просто так находились в здании, тоже не смогли пройти мимо шоу.
"Взял интеграл - дай подержать другому", - вспомнилась мне вторая фраза из студенческого фольклора.
– "Из "Жизни" они все, что ли? Неужели ЭТО действительно настолько интересно?"
– Валим отсюда, - проорал мне в ухо металлист.
– Вон уже и охрана появилась, сейчас сама с этим сборищем разберется.
Я послушно сунула тетрадку с ручкой в котомку, и мы с Илюхой начали протискиваться к выходу сквозь толпу газетчиков и телевизионщиков. Те напирали, лезли вперед, в первые ряды, и мне пришлось изрядно поработать локтями. А потому я и не заметила, как на меня с нескрываемой ненавистью во взгляде смотрит третий недобитый эмпат, ярый защитник прав животных.
– Ты там была?
– накинулся на меня редактор престижной газеты, едва я появилась в дверях его кабинета.
Усы газетчика топорщились, выпученные глаза вращались, разве что из орбит не выскакивали, трясущиеся руки пытались зажечь спичку за спичкой.
Спички не выдерживала натиска приложенных сил. Ломались.
– Где?
– опешила я.
– Что там дают?
– На конференции "зеленых", - огорченно отвернулся от меня Игнат Львович.
– И ты ничего не помнишь!
– Вы о чем?
– охотно подыграла я газетчику.
– А что случилось? Я ничего такого не заметила.
– Да вот, прошел слух о том, что в Домжуре творится что-то невероятное, - вздохнул редактор.
– А, так это вы об этом, - сделала я паузу на пару секунд, в течение которой взвешивала все "за" и "против" освещения в прессе скандала.
– Да нет, там ничего особенного не случилось, мы смотрели фильм про зверски замученных коров, а потом ворвалась толпа журналистов, и сорвала конференцию.
– Понятно, - взял себя в руки Игнат Львович.
– На сегодня ты свободна, заметку писать не нужно. Завтра, - он повернулся к монитору.
– Вот черт! Сеть упала!
"Это не черт", - развеселилась я, - "это всего лишь металлист".
А потом глянула в сторону двери, и настроение мое понизилось до нуля.
– Можно тебя на минуточку?
– совершало манящие движения пальцем стоящий за дверью волхв.
Я тяжело вздохнула и поплелась к выходу, прекрасно зная, что повесить лапшу на уши конкретно этому товарищу не удастся ни за что.
– Это как же, твою мать, извиняюсь, понимать?
– Как хотите, - буркнула я, - так и понимайте.
– Лучше бы у тебя осталось все твое чувство вины при тебе, - схватился за голову волхв.
– А оно и так при мне, - невозмутимо ответила я.
– Просто оно на том суде, - я выразительно посмотрела на свое начальство, - потеряло способность резонировать с обвинениями окружающих.
– А, ну тогда ладно, - мигом прекратил бесполезные попытки воздействовать на мою совесть волхв.
– Осознаешь, и прекрасно. Больше так не делай.