"Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
А в чем тогда? Мне так не хотелось становиться журналистом, что я была готова на что угодно. Даже на спор с начальством. Однако тот не был склонен сегодня прислушиваться к моим личным желаниям. И это было странно - обычно он все же учитывал мнение своих подчиненных. У меня появилось нехорошее предчувствие об окончании спокойного отрезка жизни. Впоследствии оно меня не обмануло.
Волхв поднял на меня глаза цвета пасмурного неба, и я поняла, что не избежать мне участи примыкания к пишущей братии.
– Суть в том, что мне не нравится это происшествие. Этот бес разгуливал тут без отпускного свидетельства. И, потом, они в одиночку обычно не путешествуют…
Дурное предчувствие усилилось.
– Короче, Лиса. Ты успешно противостояла бесу, а я не уверен, что найду кого-то столь же перспективного в короткий срок.
Это было уже не предчувствие, но обреченность:
– Так в чем же будет состоять мое задание? И, учтите, я еще никогда не работала корреспондентом. Даже внештатным.
– Учиться никогда не поздно, - доверительно сообщило мне мое оптимистичное начальство.
– Это просто, поверь мне. Завтра ты явишься к моему другу, тебе выдадут задание и свидетельство прессы. И да, не забудь сделать фотографию. Деньги есть?
Я проверила карман.
– На фотку хватит. И это все?
– Нет, не все. Ты сходишь на пресс-конференцию, вернешься, и напишешь заметку.
– Всего-то, - деланно-беззаботно махнула я рукой.
– А я то уж подумала, что меня заставят делать то, что я не умею. А тут все просто - получить, сходить, вернуться - это я с младенчества умею. Буковки вырисовывать - еще в школе… нет, до школы научилась.
– Поверь, - подмигнул мне Борис Иванович, - ничего сложного в этом на самом деле нет. Только вот микрофоном тебе пользоваться не советую. Лучше то, что успеешь, в тетрадку записывай.
– Это еще почему?
– не поняла я.
– Я бы на твоем месте на него не полагался, а то еще расплавишь ненароком, - широко улыбнулся собеседник.
– А потом написать ничего не сможешь.
Я мрачно взглянула на него - обязательно мне напоминать о том, что с металлом мы так и не сошлись характером?
На следующий день я с чувством своей абсолютной и бесповоротной профнепригодности подходила к зданию на Пушкинской площади.
"Хоть бы он забыл обо мне", - думала я, пока старушка вахтерша искала мою фамилию в числе заявленных посетителей.
– "Я бы тогда… еще столько же картошки, сколько у Таньки, начистила!"
Трудовой подвиг совершить мне не удалось, заявка с моим именем и фамилией была на месте. Я подождала, пока мне выпишут пропуск, потом, игнорируя лифт, поднялась на пятый этаж. Очень скоро выяснилось, что зря я это затеяла - лестница была прокурена самым нечеловеколюбивым образом.
"Ну что за жизнь", - мрачно думала я, лавируя между дымящими представителями обоего полу.
– "Сперва Вадик, потом журналист этот недоделанный, теперь вот приют любителей утреннего кашля. На ночь попрошусь в лазарет к добрейшему деду Максу".
Мысль о старом друиде вселила в меня заряд оптимизма, так что к пункту назначения я подходила не в самом плохом настроении.
Он был на месте, такой, каким мне его нарисовало начальство - небольшого росточка, чернявый и лупоглазый, при усах, с трубкой в зубах.
Обстановка терялась в сизых клубах дыма, нырять в комнату не хотелось.
Мое начальство тоже курило, и тоже трубку, но его табак казался мне райской амброзией. А этот тип распотрошил сигарету из пачки с топографическим изображением на обложке, не иначе. И засыпал то, что осталось от сигареты, в трубку.
"Две ночи в лазарете", - пообещала я себе, и постучалась в косяк открытой двери.
– Можно войти?
– Да-да, входите, - слегка картавя, отозвался мой будущий босс.
– По какому вопросу?
– Я к вам от Бориса Ивановича, - чувствуя себя диверсантом на задании, произнесла я.
– Меня Лиса зовут. Ударение на первом слоге.
С новым редактором, Игнатом Львовичем Клиновым, мы довольно быстро нашли общий язык. Правда, когда он выяснил круг моих интересов, сводящихся, в основном, к природе и боевым искусствам, то заметно приуныл. Но ненадолго. Спустя недолгие минуты его глаза зажглись энтузиазмом - видимо, редактор решил, что на таком чистом холсте, как я, проще нарисовать что-нибудь шедеврообразное. Развернувшись ко мне всем корпусом, и обкуривая, точно пасечник улей, Игнат Львович принялся просвещать меня относительно того, какой произвол творится в нашей стране. Я же, матеря в душе волхва почище мегеры с геологического, была вынуждена слушать зверскую историю про рядовую российскую труженицу, уволенную с работы, и принявшую твердое решение бороться за свои права. Надо отдать должное этой стахановке, девка была на диво упорная. Так, она (вместо того, чтобы найти новое место работы) подала в суд, и ее восстановили в трудовой должности. И все бы ничего, но вот боссу ее почему-то не пришлось по нраву то, что его решение оспорил какой-то там суд, и он пересадил девицу во влажное помещение без окон, кондиционера и компьютера. В карцер, короче. Ранее сочувствовавшие героине сотрудники, запуганные начальством, разговаривать с нею перестали, зарплату ей урезали до налогооблагаемой, в столовой вместо мяса подсовывали жилы. Но она держалась. Стойко. Полгода. А потом с нервным расстройством загремела в Кащенко.
– И что вы по этому поводу скажете?
– обдавая меня струей дыма, достойной паровоза прошлого тысячелетия, спросил редактор.
– Разве это не возмутительно?
– Еще бы, - закашлялась я.
– Извините, а можно не дымить в мою сторону?
– Конечно!
– с энтузиазмом раздул ноздри Игнат Львович.
– Простите, я не знал, что вы - некурящая. Но вы мне не ответили, - погрозил он мне пальцем. Точно пятилетке какой.
– А вам нужно честно?
– замялась я.
– Или как надо?
Мой вопрос явно сбил собеседника с толку. Его и без того выпученные глаза вылупились так, что я начала опасаться, как бы редактор ненароком их не лишился.
– Давай все же честно, - справился он через пару секунд, к моему немалому облегчению, со своим зрительным аппаратом.
– Редкостная дура эта ваша героиня, - не поскупилась я на эпитет.
– Ее бы энергию, да в мирных целях!
– И ты нечего не хочешь сказать о ее начальнике?
– удивился газетчик, "проглотив" мое честное мнение.